Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Вас ставили на стул? Восхищались?

– Моим родителям было не до того. Загруженные работой на заводе, они относились к творческим увлечениям сына с усталым снисхождением, как чаще всего и бывает в простых русских семьях. Вспомните «Старшую сестру» великого Розова. КВА заняла первое место в районе. Директор нашей школы Анна Марковна Ноткина, очень помогшая мне в начале жизни, была горда и счастлива! Литфак пединститута имени Крупской я выбрал по совету Ирины Анатольевны и Анны Марковны с учётом склонности к сочинительству. Тут надо бы вспомнить, что в те годы вся страна была покрыта густой сетью литературных объединений, которыми руководили, как правило, профессионалы. Любой человек, охочий до сочинительства, мог совершенно бесплатно посещать занятия и получить консультации. Мне повезло: в 1973 году открылась литературная студия при МГК ВЛКСМ и Московской писательской организации, где семинары вели Борис Слуцкий, Евгений Винокуров, Юрий Трифонов, Александр Рекемчук и другие классики. Нынешнему Литературному институту даже не снится такой уровень мэтров.

– Среди ваших учителей был поэт Вадим Сикорский, а рекомендацию к первому стихотворному сборнику дали идейные антагонисты Римма Казакова и Юрий Кузнецов.

– Я попал на семинар к Вадиму Сикорскому, поэт он был интересный, хотя и не первого ряда, зато оказался великолепным мастером-наставником. Однажды рассказал нам, как в Елабуге вынимал из петли Марину Цветаеву. Весной 1974 года в «Московском комсомольце» с его предисловием вышла маленькая подборка трёх семинаристов: Игоря Селезнёва, Валерия Капралова и вашего покорного слуги. Это был мой литературный дебют. Однако настоящим началом я считаю большую подборку, вышедшую в том же «МК» летом 1976 года в рубрике «Книга в газете». Её затеял сотрудник молодёжки Александр Аронов, блестящий, но недооцененный поэт, много сделавший для моего поколения, известный всем по песенке «Если у вас нету тёти…» А предисловие написал лучший лирик эпохи Владимир Соколов. Я ему, набравшись дерзости, позвонил, мы встретились в Доме литераторов, он прочитал мои стихи, многие раскритиковал, но дал, как тогда выражались, «напутственное слово». Несколько лет назад, будучи главным редактором «ЛГ», я решил позвонить одному графоману, завалившему редакцию текстами. Набрал указанный телефон, деловой голос ответил: «Литературный агент поэта имярек вас слушает. Говорите коротко. Время – деньги!» Смех и грех, как моя покойная бабушка говаривала… С Владимиром Николаевичем я дружил до самой его смерти в 1997 году. А недавно вместе с его вдовой Марианной Евгеньевной открывали в Лефортове библиотеку имени Соколова. Помог директор библиотечной сети Юго-Востока столицы Сергей Чуев. Первая книга вышла у меня 1980-м, также с предисловием Соколова. Я из армии, со срочной службы, привёз более ста новых стихотворений. Для меня, мало пишущего поэта, это был рекорд, так и не побитый. Кстати, на днях выходит после многих лет перерыва книга «Времена жизни» – мои избранные стихи почти за полвека и статьи о поэзии. А тогда в 1970-е, после постановления ЦК КПСС «Об улучшении работы с творческой молодёжью» (партия и такими «мелочами» занималась) появились специальные молодёжные редакции и журналы. В 1979-м я стал участником 7-го Всесоюзного совещания молодых писателей и попал на семинар Вадима Кузнецова и Риммы Казаковой. Оба были не только сильными поэтами, но и мощными литературными деятелями из разных групп – «почвенников» и «либералов» соответственно. Думаю, организаторы сознательно пошли на такой «микс», власть воспитывала не только молодёжь, но и мастеров. Должен заметить, «тяжеловесы» никогда нас в свои цеховые конфликты не вмешивали. И Казакова, и Кузнецов дружно рекомендовали мою рукопись к публикации, и однолистовый сборничек (700 строк) «Время прибытия» «молнией» вышел в «Молодой гвардии». Тираж – 30 тысяч. Вскоре я оказался по командировке ЦК ВЛКСМ в Казахстане и обнаружил своего «первенца» в поселковом магазине, где под книжные полки был отведён угол. Вот такая была книготорговля в СССР…

– Вам же приходилось сталкиваться с цензурой? Как-то Вы рассказывали, что для опубликования «Ста дней до приказа» потребовалось вмешательство Сергея Михалкова, который доказывал, что Поляков не антисоветчик, а последний советский классик.

– Пробивать «Сто дней…» мне помогал не только Михалков, но и ЦК ВЛКСМ, и писатели-фронтовики (Иван Стаднюк, например), и даже некоторые генералы ГлавПУРа. В советские времена от литературы все ждали правды куда больше, нежели сегодня. А острота Сергея Владимировича про последнего советского писателя имела нешуточный смысл. Он и сам принадлежал к тем авторам, которые вскрывали язвы для того, чтобы их вылечили, а не для того, чтобы сказали: «В морг! И поскорее!» Больше всего меня в нынешних коллегах по перу бесит их уверенность в том, что литература существует для того, чтобы скрывать свои подлинные мысли. А ведь всё наоборот, и лукавые книги устаревают быстрее газет. Жаль молодых авторов, задавивших в себе искренность ради «Букера». Бедняги, их творчество напоминает мне силиконовую беременность. Как я боролся с цензурой? Никак. Я просто честно писал. «Сто дней до приказа» по инициативе, если не путаю, генерала Стефановского хотели в 1984-м напечатать в журнале «Советский воин». Миллиона полтора тираж! Редактор мне сказал: «У вас есть места, даже главы, где об армии написано слишком ехидно. Надо бы сократить!» «Сокращайте!» – легко согласился я. Через неделю он сердито заметил: «Какой вы хитрый! У вас там так всё написано, не то что главу, абзац трудно вычеркнуть…» Я развёл руками. Но повесть не напечатали, против резко выступил генерал Волкогонов. Мол, она нанесёт удар по «полморсосу» – политическому и моральному состоянию личного состава. Вот уж был лис в лампасах…