Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

Несколько лет назад мы создали Национальную ассоциацию драматургов (НАД) и пытаемся как-то поправить ситуацию. В частности, организовали конкурс «Автора – на сцену!» (сейчас в разгаре третий сезон), сориентированный на тех, кто пишет пьесы, а не стряпает «драматургический материал». Жюри выбирает 10 лучших пьес, а «Театральный агент» даёт каждому лауреату по полмиллиона рублей для постановки пьесы-победительницы в театре. Уже состоялось несколько премьер…

– А что сегодня происходит с российской литературой? Почему её, по вашим словам, поразил вирус непрофессионализма? Дескать, даже премиальные книги отличаются отсутствием чувства слова, косноязычием, невежеством. Почему тогда издаются такие тексты?

– Грустные вы какие-то вопросы задаёте, ставите меня перед выбором: или оптимистично лукавить, или выглядеть этаким тотальным ворчуном. Ладно, ворчун так ворчун! Отвечаю: современную литературу поразил вирус непрофессионализма не по моим словам , а на самом деле. Я просто констатирую грустный факт. Сколько писем приходило к нам в «ЛГ» с возмущениями по поводу раскрученных авторов: «Разве можно так писать! Это же не литература, а бред какой-то». В самом деле, почему так резко обрушился уровень? По многим причинам. Начнём с того, что литература прежде была профессией. Люди, не владевшие хотя бы элементарным ремеслом, в ней просто не укоренялись. Сегодня литература – это форма самозанятости с размытыми постмодернизмом критериями качества. Помните знаменитый принцип «нонселекции»? По-русски говоря: как получится, так и выйдет. Вот и выходят полуграмотные книги. Если Пригов – поэт, то и первый встречный – тоже поэт. Об этом мой роман «Козлёнок в молоке», выдержавший с 1995 года почти тридцать изданий. Значит, я попал в болевую точку!

Далее, в начале 1990-х была поставлена политическая задача срочно обновить и омолодить литературное пространство, так как старшие поколения писателей, включая моё, не поддержали реформирование страны через колено, ушли в оппозицию к всероссийскому самопогрому. Обновление рядов шло по принципу «призыва ударников в литературу». Мало кто помнит, что в набор делегата первого съезда писателей в 1934 году входил роман начинающего писателя Панфёрова «Бруски». Не Горький, не Серафимович, не Вересаев, не Сергеев-Ценский, не Тынянов, а Панфёров… Попробуйте сейчас прочитать «Бруски» – с ума сойдёте. Так что опыт из «проклятого прошлого» имелся. Начинающие, мало что умеющие, а то и просто бесталанные литераторы для быстрейшего увеличения поголовья «прогрессивных союзов» увенчивались премиями и раскручивались. А если слава к писателю приходит раньше, чем мастерство, то мастерство к нему уже не приходит никогда. Вот оно к ним и не пришло. Тексты даже у тех авторов, которые теперь на слуху, торопливы, неряшливы и, как правило, лишены языковой индивидуальности. Их если и прочитывают, то сразу же забывают. Раздутых графоманов мне, честно говоря, не жаль, я таких за свою почти полувековую литературную жизнь насмотрелся: они лопаются, как мыльные пузыри. Мне жаль тех талантливых писателей, которые поддались соблазну «лёгкого творчества» на бегу за премиями и упустили возможность переплавить свои способности в мастерство. А в творчестве, как в большом спорте, год-два расслабухи, и прощайте Олимпийские игры! И ещё один важный момент: неталантливые писатели более управляемы…

– Вы довольно критически оцениваете различные литературные премии и их лауреатов. Почему? Вас не устраивает уровень экспертов или их политическая ориентация?

– А как их ещё оценивать? Мы одно время в «ЛГ» печатали рейтинги продаж современных прозаиков, сведения нам предоставляла сеть Московского дома книги, а это около сорока магазинов. Так вот, помню, у обладателя премии «Национальный бестселлер» за год было продано три книги. Как переводится слово «бестселлер», помните? С другими лауреатами дело обстояло не намного лучше. Это к вопросу о «ликвидности премиальной литературы», если в её навязывание покупателю не вкладываются большие деньги. Мне звонит ваш коллега-журналист, просит высказаться о свежем обладателе «Букера». Отвечаю: «С удовольствием, если вы назовёте мне прошлогоднего лауреата!» «А я не помню…» Так зачем я буду высказываться о том, чего не помнят. Механику премиального хозяйства я изучил довольно хорошо, будучи «академиком» «Большой книги». Это лохотрон, где художественный уровень рассматриваемой книги почти не имеет значения, главное, чтобы автор был одной «группы крови» со спонсорами, экспертами и жюри. Конечно, всё закамуфлировано под объективность, но существует масса способов и приёмов для того, чтобы провести в «дамки» нужного человека. При чём тут литература? Я всё это и рассказал прессе, прежде чем хлопнул дверью и покинул ряды «академиков». Наши ведущие премии – это, за редким исключением, фильтры для сбора окололитературной грязи, которая почему-то выдаётся за родники отечественной словесности. Увы, это так… Настоящая литература редко попадает даже в «длинные списки». Вот такой противоестественный отбор. Покровительствует этой вредоносной системе Роспечать.