Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

История Роберта Ли Джонсона завершилась 18 мая 1972 года. У Джонсона и Хеди был сын Роберт, о котором я не намеревался упоминать. Однако последующие события требуют этого.

Болезнь Хеди и характер Джонсона превратили их дом в сущий ад, и Роберта со временем отдали в детдом. В девятнадцать лет он мобилизовался и воевал во Вьетнаме, где начал размышлять о своем отце-предателе.

Джонсон был наверно рад, когда ему сообщили, что вернувшийся из Вьетнама Роберт хочет навестить его 18 мая. Только один раз до этого он навестил его в Федеральной каторжной тюрьме в Льюисберге, в Пенсильвании, он и писал ему очень редко. Улыбаясь, Джонсон вошел в тюремную приемную и потянулся, чтобы пожать сыну руку. Не говоря ни слова, Роберт ринулся к нему и вонзил ему нож глубоко в грудь. Джонсон умер через час. Ему было пятьдесят два года.

Роберт решительно отказался объяснить что-либо. Только лишь агентам ФБР он сказал: "Это было личное дело".

Около полуночи 12 марта 1971 года в Национальном дворце собрались несколько министров мексиканского правительства. Высокопоставленный офицер разведки роздал официальный отчет и пачку фотографий. Чиновники в молчании изучали документы, вначале с тревогой, а потом и гневом людей, которых предали.

Значение прочитанного мексиканскими руководителями было ошеломляющим. Подробное изложение разведки раскрывало задуманный в Москве заговор КГБ ввергнуть Мексику в гражданскую войну и уничтожить ее правительство с помощью военной силы. По словам мексиканца — агента КГБ, это превратило бы Мексику во "второй Вьетнам".

Мексиканская разведывательная служба с помощью почти эпического контрзаговора разоблачила не только советский план, но и офицеров КГБ и мексиканских агентов, замешанных в нем. Сотрудники разведки захватили тайники с оружием и взрывчаткой, обнаружили центры по тренировке и убежища и арестовали партизанских вожаков. Начало было уже близко. Было и доказательство тому, что вскоре должны были раздаться первые выстрелы, взорваны первые бомбы, убиты первые полицейские.

"Мы, конечно, будем действовать, и действовать самым решительным образом", — провозгласил президент Мексики Луис Эчеверриа Альварез.

Советник, написавший доклад разведки, быстро проговорил: "Ударьте по посольству, г-н президент. Все начинается с посольства. И с Нечипоренко. Он — Нумеро Уно".

Это было верно. В 60-е годы КГБ полностью забрал в свои руки советское посольство в Мексико-Сити и превратил его в один из самых больших в мире святилищ подрывной деятельности. А из всех русских самым квалифицированным и опасным был Олег Максимович Нечипоренко, которого КГБ справедливо считал одним из своих лучших агентов.

Стройный, смуглый и красивый, он отпустил себе привлекательные усики и с вьющимися черными волосами и кожей оливкового цвета выглядел настоящим уроженцем Латинской Америки. И на самом деле, мексиканские власти предполагали, что он был либо сыном испанских коммунистов, бежавших в Россию после испанской гражданской войны, либо, что вполне возможно, он был сыном русского отца и испанской матери. Он был полон сил, постоянно двигался и играл в теннис круглый год. Ему было сорок лет, однако никто не давал ему больше тридцати. Его испанский был безупречен; он употреблял идиомы рабочих, дипломатов и студентов с равной плавностью. Уроженцы Запада находили его обаятельным, остроумным и чрезмерно агрессивным. Единственный среди русских, он понял, что лучший путь иностранца к мексиканцу — это уважение.

Нечипоренконатренировал себя приспосабливаться, как хамелеон, к совершенно отличным друг от друга условиям. Он мог иногда одеться как крестьянин, выехать в сельскую местность, и его автоматически принимали за фермера или просто сельскохозяйственного работника. Точно также было и в университетах, где он проводил много своего рабочего времени: студенты принимали его за своего. С той же легкостью он мог подражать манерам блестящих молодых мексиканских коммерсантов и профессионалов. Однажды он принял такую позу и вошел в посольство Соединенных Штатов. Он бродил там более часа, собирая доступную информацию, пока офицер безопасности не узнал в нем офицера КГБ.

Попросту говоря, Нечипоренко был лучшим оперативником КГБ в Латинской Америке. Он знал об этом, также знали об этом и все в посольстве. Мало кто из офицеров КГБ чувствовал себя непринужденно в его присутствии. Он смотрел свысока на тех, кто был ниже его по интеллектуальному уровню, и едва снисходил до того (чтобы разговаривать с теми русскими, которых считал тупыми и не обладающими влиянием. Иногда он оскорблял своих коллег, оставляя без внимания какое-нибудь глупое замечание, и просто уходил, не говоря ни слова. Однако основной причиной, из-за которой никто не мог свободно дышать в его присутствии, был тот факт, что он был также и офицером СК — офицер, ответственный за безопасность Советской колонии в Мексике.