Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

— Вы прибыли в «Снежинку» одним из первых этапов из «Черного беркута»?

— Наверное. Я здесь почти два года из тех 10, что за решеткой. А почему вы на мне остановились? Здесь есть гораздо интереснее персонажи.

— Например?

— Ну не знаю. Просто не считаю, что у меня какое-то резонансное преступление.

— Шутите? Хотя да, писали о вас почему-то мало. Наверное, полиции не хотелось предавать слишком широкой огласке тот факт, что вы убивали под ее носом столько лет.

— Ага, тем более в Москве. 16 жертв. Женщины. Но вину свою до сих пор признаю только частично. В том смысле, что не согласен с изнасилованиями.

— А как же экспертиза?

— А как она покажет изнасилование? Ну, то, что секс был, это покажет. Но это же, может, добровольно.

— То есть вы с ними знакомились, у вас были половые отношения по согласию, а потом в какой-то момент вы решали их убить?

— Угу.

— Ваши жертвы были похожи?

— Не совсем. Некоторых я и не помню практически. Это обычно происходило вечером, в темноте. И мне предъявили три или четыре эпизода, по которым родственники написали ходатайство, что они не верят, что это я. Просили провести дополнительное расследование. Потому что там ни доказательств не было, ничего.

— Многие думают, что вы убили гораздо больше. По вашим подсчетам, сколько было на самом деле жертв?

— Я не считал, но меньше, чем мне предъявили. Потому что некоторые жертвы — проститутки. Люди видели, что она садилась в другую машину, описывали человека, с которым она садилась в машину, потом видели ее возле стоянки в этой же машине. А потом крайним оказался я. А это не моих рук дело.

— Где вы знакомились с будущими жертвами? На улице, в кафе?

— Везде. Просто подходил и знакомился. Иногда и они сами подходили. Выпивали. Не было агрессии или чего-то. А потом… не то, чтобы провал в памяти. Туман такой, знаете.

— А когда приходили в себя, видели, что уже труп?

— Не то чтобы приходил в себя. Как это объяснить? Я не терял сознания. После того как это все свершалось, я спокойно шел домой, ложился спать, просыпался — и все.

— Страшно не было?

— Мне? Почему?

— Совершили убийство.

— И опять не понял. А почему мне-то должно было быть страшно?

— Ну как же? Вы жизнь отобрали. Это ведь против и воли божественной, и человеческой природы.

— Во-первых, против человеческой природы это никак не идет. Люди друг друга убивают и в прямом, и в переносном смысле. Телевизор посмотрите.

— У вас была какая-то философия?

— Нет. Семья нормальная, мама бухгалтер, папа строитель. Не били. Отец выпивал, но я не считаю, что это стало причиной.

— А что стало? Психические отклонения?

— У всех есть хоть какие-то отклонения. Мне во время экспертизы целый список составили. Но там непонятно ничего. А в итоге меня признали вменяемым. Вы еще спросите традиционное — не били ли в школе, как учился. Учился я так, средне. В институт поступал. Не поступил — пошел в армию. С армии пришел — поступил в Московский инженерный институт стали и сплавов.

— А специальность какая?

— Никакая. Год отучился и бросил. Работал помощником генерального директора фирмы. Из-за этого, в принципе, и бросил вуз. Фирма занималась компьютерами.

— Совершали преступления, когда работали там?

— Нет, не там. Я потом уволился, сменил много разных работ. И водителем работал.

Гражданская жена была, ребенок. Выходит, по-вашему, все у меня было, как у нормальных людей.

— С чего тогда все началось?

— Вы ждете от меня рассказа, что вот, мол, это какой-то стресс был, что это какое-то событие подтолкнуло или откровение пришло. А если ничего из этого? Вы зачем-то пытаетесь все увязать, провести какие-то параллели. А если не было никаких параллелей?

— Все убийцы свои преступления чем-то объясняют.

— Я не мог объяснить. До сих пор не могу.

— А раскаяние после первых убийств не приходило?

— Приходило, что надо что-то менять, вот и все. Не устраивало, как на тот момент это все происходило.

— А как менять?

— Вот, хороший вопрос. Я так и не нашел на него ответа. Если бы нашел, я бы, наверное, не сел.

— Не было желания самому прийти и сдаться на каком-то этапе, чтобы все остановить?

— Нет, не было. Но, если я не хотел сдаться, это не значит, что я не хотел измениться.

— Обратиться к психологу не хотели?