Михаил Габович - Памятник и праздник - этнография Дня Победы

Ленинграду (Санкт-Петербургу) и Одессе официальный статус «городов-героев» был присужден в 1965 году — в первый торжественно отмечавшийся в СССРдвадцатилетний юбилей победы в войне. В целом за время существования СССРтакого статуса были удостоены только 12 городов, а также Брестская крепость.

Обсуждению событий блокады отводится очень важная роль в нарративах о городе и сообществе ленинградцев/петербуржцев. «Когда я слышу слово “Ленинград”, — я вспоминаю блокаду», — подчеркивает в своих воспоминаниях писатель Лев Успенский. Известный в современном Петербурге интеллектуал Лев Лурье называет блокаду «Ленинградским холокостом». В постсоветской традиции коммеморации событий войны день снятия блокады — 27 января — стал официальным «Днем воинской славы России». Было издано множество монографий, посвященных событиям блокады, а также их коммеморации в послевоенном Ленинграде.

Оборона Одессы в 1941 году — менее масштабный и известный эпизод войны, но, безусловно, значимое для одесситов место памяти, вокруг которого создается образ Одессы как города-героя. Праздничной, ежегодно отмечаемой датой является день освобождения города — 10 апреля.

Здесь, я думаю, очевидна аллюзия на известный сборник статей под редакцией Эрика Хобсбаума и Теренса Рейнджера— «Изобретение традиции».

А после объединения, возможно, и три традиции, если вспомнить, например, грандиозный берлинский мемориал Холокоста.

По словам Бурдье: «Детерминации, связанные с особым классом условий существования, производят габитусы — системы устойчивых и переносимых диспозиций, структурированные структуры, предрасположенные функционировать как структурирующие структуры, т. е. как принципы, порождающие и организующие практики и представления, которые могут быть объективно адаптированными к их цели, однако не предполагают осознанную направленность на нее и непременное овладение необходимыми операциями по ее достижению. Объективно “следующие правилам” и “упорядоченные”, они, однако, ни в коей мере не являются продуктом подчинения правилам и, следовательно, будучи коллективно управляемыми, не являются продуктом организующего воздействия некоего дирижера».

По определению Бурдье: «Социальный капитал представляет собой совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания — иными словами, с членством в группе. Последняя дает своим членам опору в виде коллективного капитала, “репутации”, позволяющей им получать кредиты во всех смыслах этого слова. Эти отношения могут существовать только в практическом состоянии, в форме материального и/или символического обмена, который способствует их поддержанию. Они также могут быть оформлены социально и гарантированы общим именем (именем семьи, класса, племени, школы, партии и т. д.) или целым набором институционализирующих актов, призванных одновременно формировать и информировать тех, кто через них проходит […]. Будучи основанными на устойчивых актах материального и символического обмена, возникновение и поддержание которых предполагает подтверждение близости, они также частично несводимы к объективным отношениям близости в физическом (географическом) или даже в данном экономическом и социальном пространстве».

Здесь уместно вспомнить, что «каждый политический режим […] конструирует свою собственную версию прошлого, которая становится официальной памятью государства». Но навязать такие государственные смыслы одесситам и ленинградцам в Берлине не удается. Для окончательного вытеснения этой памяти должны смениться поколения.

Кроме Дня Победы это еще 8 марта, все еще отмечаемое в восточном Берлине (бывшем ГДР), и 1мая.

Андреас Хюйссен, в свою очередь, отмечает, что «форсированное развитие дискурсов памяти в Европе и Соединенных Штатах в ранние 1980-е годы черпало энергию главным образом в непрерывно ширящихся дебатах о Холокосте (вызванных телевизионным сериалом “Холокост” и позднее, отчасти, движением его свидетелей) также, как и целым рядом политически нагруженных сериалов и широким освещением в СМИсорокалетней и пятидесятилетней годовщин Третьего Рейха». Подобный интерес к событиям Холокоста заставляет его говорить о глобализации дискурса о Холокосте.