Виктор Дудихин: Гниловатые времена. Очерки эпохи лихолетья

В те далекие и прекрасные времена, в основном, было принято ремонты в квартирах делать самостоятельно. Взял отпуск и целый месяц штукатурил, красил, прибивал, чистил и драил. Все-таки, я в свое время прошел школу студенческих строительных отрядов.

Это сегодня можно делать ремонт, сообразуясь со вкусами и финансовыми возможностями. Тогда же, в эпоху тотального дефицита и развала советской системы, в магазинах хваталось все, что как-то можно приспособить для обустройства квартиры. Помню, как мы с женой, изнемогая от непомерного груза, тащили до электрички на детских саночках плитку для стен в ванной от склада на Щербинке.

К апрелю 1990 года ремонт приостановился, так как кончился отпуск и деньги. Квартира стояла пустой на две трети. Не было мебели. Она отсутствовала и в магазинах. Тогда в них вообще гулял ветер. Все же на последние гроши что-то из предметов первой необходимости купить удалось. Мы с женой пребывали в счастье. Нам исполнилось по тридцать девять лет. Впереди открывалась зияющие вершины неизвестности…

Перестройка медленно, «на кошачьих лапах» уже подбиралась ко всем нам. Многие чувствовали приближение, если не катастрофы, то событий далеко не ординарных. Воздух был тяжел замесом, в нем растворились частицы грядущей беды. Большинство обывателей понимали – будет плохо. Но мало еще кто тогда осознавал масштабы грядущего бардака.

Людям в то время за реальную работу платили пустые бумажки – «деревянные» рубли. Что-то купить на них тогда было трудно. Поэтому, денег на руках у народа оказалось масса. Почему это получилось – по недоумию, по злому умыслу, или по какой-то иной причине – я не знаю.

Любой товар, мало-мальски пригодный к употреблению, мгновенно сметался с прилавков. Сгребалось все. В стране возникла ситуация «пустых полок, полных холодильников и забитых квартир». У меня самого, кладовка оказалась завалена разными съестными припасами, что называется, «под завязку». Потом, большую часть всего этого просто пришлось выбросить. Консервы вздулись, а крупу и макароны съел жучек. Только спички сохранились до сих пор, как воспоминание о тех славных годах.

Большинство товаров тогда вообще перестали попадать в официальную государственную торговлю. Многое свидетельствует, что эта ситуация искусственно создавалась неведомыми мне весьма могущественными силами. Торгаши рассовывали дефицитные товары по знакомым или реализовывали через «фарцовщиков». Все усугубилась разрешением частной торговли, которой фактически и занимались кооперативы.

Творился полный бардак и неразбериха. Государственная система торговли перестала быть управляемой в принципе. В стране творилось черти что. Так Украина прекратила отгрузку мяса и молока Москве, Ленинграду и военному ведомству, а в самой столице картина оказалась вообще кошмарной. Начался распад страны, как прямое следствие идиотских горбачевских экономических экспериментов.

Десятки тысяч несчастных жителей центральной России ежедневно прибывали поездами в столицу. Они штурмовали продовольственные магазины и хватали всё, что имелось там на прилавках. С хозяйственными сумками и тяжелеными рюкзаками за спиной, к вечеру, возвращались на вокзалы и садились в пресловутые «колбасные электрички».

А очереди? Это вообще что-то!

В стране возродилась карточная система. И это в мирное время! Карточки, правда, стыдливо называли талонами. Москвичам выдали «визитки». Нам климовчанам, жителям Подмосковья, раздали «потребительские книжки», сиречь те же талоны-карточки. Без них в магазинах продавали, если только «шишь с маслом».

Махровым цветом расцветало кооперативное движение. Судьба свела меня в те годы с одним таким деятелем – кооператором, носившим забавную фамилию Керосинский. Познакомились с ним как это не странно на сборах офицеров запаса. Он был физик, окончивший МИФИ. Работал в то время в подольской средьмашевской атомно-реакторной конторе.

Однако, главный его талант заключался в том, что он еще «немножечко шил». Из разных отходов, тряпиц и прочего хлама, дома этот тип строчил джинсы, куртки, пиджаки и прочую носильную одежду. Плоды рук своих в выходные свозил на Рижский рынок, где их и реализовывал.

Рижский же рынок был в то время самым знаменитым символом кооператизма. Чего только не имелось на его лотках! Карта-схема Москвы с крупнейшими магазинами. Наклейки с лейблами от известных и неизвестных фирм, пришивавшиеся или приклеивавшиеся горячим утюгом на ткань. Купил джинсы от Керосинского, прилепил брендовую наклейку и ходи себе весь в счастье.