Виктор Дудихин: Гниловатые времена. Очерки эпохи лихолетья

Я же тогда получил пост, на который никто не хотел идти – заместителя председателя СТК и руководителя кадровой комиссии. Согласился на него скорее по глупости и неведению того, чем мне это грозит. Обязанностью моей стало отслеживание морального климата в институте и улаживание конфликтов с администрацией и между сотрудниками.

Вспоминаются заседания нашего Совета Трудового Коллектива. Более бездарного и бесполезного действа трудно себе даже представить. Как правило, обсуждались какие-то мелкие, никчемные вопросы. Обсуждались долго, нудно и абсолютно бестланно. Этакое мини – подобие партхозактива, только беспомощное и неумелое.

Очень скоро стало абсолютно понятно, что ничего толкового из затеи с СТК выйти не может в принципе. Нет, может быть, каждый из нас, членов Совета, сам по себе, был очень даже достойным человеком.

Честным – так как до этого у него не было возможности что-либо украсть.

Справедливым, потому что его мнение до сих пор никого не интересовало.

Умным, поскольку пока только собственная семья расплачивалась за его (её) ошибки.

Да и откуда могли взяться лидеры, так как большинство советских людей в те времена плыли по течению жизни, не пытаясь ее как-то изменить.

Помню также, что почти на всех наших сборищах присутствовал Борис Николаевич. Нет, конечно, не Ельцин, а институтский парторг – красавиц, барин и дамский угодник. Обычно, он восседал несколько поодаль, сверкая золотыми очками, брильянтовыми запонками и поигрывая курительной трубкой. Он зорко следил за нами, как за расшалившимися детьми, в основном «фильтруя базар» таким образом, чтобы никто не смел, обижать его фавориток в нашем Совете.

В целом же Совет Трудового Коллектива ЦНИИ «Электроника» представлял декоративный мертворожденный орган, смотрящий в рот администрации и партийному руководству. Я все это уже видел прежде. После профсоюзной работы, которой мне приходилось заниматься ранее, новая должность особого интереса явно не представляла.

Теперь немного о моей деятельности на этом выборном посту. Понятно, что в любом коллективе, особенно в женском, неизбежны конфликты разного рода. Иногда их причины реальные. Тогда, выяснив суть дела, каким-то образом можно найти более – менее справедливое решение конкретного вопроса. В большинстве случаев же все спорные моменты возникали на пустом месте. Чаще осенью и весной. Так сказать – обострение межсезонья. Реже летом и зимой.

Поскольку коллектив окормляемый мною тогда был женским, то, со временем, я даже обобщил свои наблюдения в теорию резонанса критических дней. Дело в том, что естественные женские недомогания у моей многочисленной паствы в большем числе случаев распределялись во времени достаточно равномерно. В этом случае повышенная раздражимость отдельных представительниц прекрасного пола в конкретный момент не представляла большой опасности. Все это были лишь «случайные флуктуации», которые рассасывались сами собой.

Но иногда, непредсказуемо, весной или осенью, летом или зимой, в юных дев, в неотразимых дам, а особенно в климактерических особ «бальзаковского возраста» просто вселялся бес. Я не могу доподлинно утверждать, но в голову приходило лишь одно объяснение этого феномена. Резонанс естественных гормональных циклов. Это тогда, когда критические дни, по необъяснимой причине, вдруг начинали совпадать по времени у значительной части представительниц прекрасного пола.

Все начинали скандалить со всеми. Кто-то просто сидел, надувшись, и казался обиженным на целый свет. Кто-то писал слезные воззвания в местком, партком и ко мне, в Совет Трудового Коллектива. Вначале я пребывал просто в шоке от такого оборота дел, так как по должности должен разбираться с кляузами и мирить враждующие стороны. Разъяренные дамочки, стороны конфликтов, набрасывались на меня в публичных местах, стремясь утащить в уединенное местечко и доказать, например, что Клавка из их отдела, не только дура, но еще и большая гадина…

Правда, несколько освоившись, я понял, что нужно со всеми соглашаться, но ничего не предпринимать. Оно со временем само и рассосется, так как эффект резонанса недолог. Многому в этом смысле я научился у начальника институтского отдела кадров, с которым довольно часто приходилось общаться по конкретным кадровым вопросам.

Это, вероятно, был кадровый КГБэшник, возрастом чуть за пятьдесят. «подснежник» конторы, пребывавший под крышей института. К сожалению, я не помню его имени отчества. Ко мне он относился с большой симпатией и на первых порах здорово помог разобраться в структуре враждующих группировок и в бабской психологии.