Евгений Панов: Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

В клетке «доминирующий архетип» значится – континентальный аграрно-военный народ. Несомненно континентальный, несомненно аграрный. А вот военный ли? Несомненно и это: и Русь, и Россия, и Советский Союз всегда воевали, причем не только обороняясь, но также и нападая. Святослав брал Византию, Иван Грозный – Казань, Петр Первый – Азов, Александр Первый – Париж. При Александре началось покорение Кавказа, закончившееся в 1864. С 1867 года империя присоединяет Среднюю Азию, по-тогдашнему – Туркестан. Сталин присоединил Прибалтику, Западную Украину, взял Берлин. Ельцин и Путин брали Грозный.

Осталось заполнить две клетки матрицы. В них должны найти отражение происхождение сверхнарода и его культурно-духовная сущность. Что до первого, российский суперэтнос есть, понятно, евразийское сообщество, сформировавшееся в длительном взаимодействии русского ядра с окружающими племенами, народами и народностями. Наконец, его культурно-духовная сущность оформилась в результате сращения языческого и православного религиозного чувства с исламской и буддисткой культурами.

Мог ли изменить эти корневые свойства сверхнарода раскол ХIV века? Нет. Мало того, что они неизменны, что этнический, этический код постоянен (он сродни генетическому), ведь, к тому же, раскол был на самом деле не чем иным, как усложнением структуры. Народ раздвинул свои жизненные границы, разветвился. Разбегание привело к тому, что на месте одного этноса появился суперэтнос – группа этносов, одновременно возникающих в определенном регионе, взаимосвязанных экономическим, идеологическим и политическим общением и проявляющая себя в истории как мозаичная целостность. Суперэтнос определяется не размером, а исключительно степенью межэтнической близости. Он, как и этнос, противопоставляет себя в лице своих представителей всем прочим суперэтносам. Принадлежность к сверхнароду, как и к народу, воспринимается человеком непосредственно, а окружающими констатируется как фундаментальный факт, не подлежащий сомнению. В основе этнической диагностики лежит ощущение отталкивания или симпатии, как в нашем случае. «Иди к нам, ты нам подходишь», – говорит белорус украинцу и русскому, русский – белорусу и украинцу, украинец – русскому и белорусу.

Раскалываясь, этнос как бы сам себя клонирует. Это необходимо, чтобы повысить сопротивляемость внешним ударам, чтобы и в самых жестоких обстоятельствах сохранить путеводную идею, чтобы увеличить число носителей той программы, что вдохнул Творец, – программы планетарной миссии. Растроение древнерусского этноса, ввиду сложности и ответственности предназначения, нам на роду написанного, ввиду общечеловеческой важности миссии сверхнарода (пусть ему самому и неведомой), – растроение это имело характер необходимости. И, что не менее важно, неизбежности. По причине радикального изменения планетарной ситуации. Предполагается, что именно в ХIV веке совершенно сознательно был повернут ключ эволюции человечества и сознание человека перешло в новое эволюционное состояние. На смену созерцательной культуре древнего мира, окончательно выдохшейся к концу Средневековья, пришла динамичная культура интеллектуального индивидуализма.

Поразительно, но именно на рубежный ХIV век приходится очередной пассионарный толчок, придавший российскому суперэтносу новое ускорение. Интервал между посвятительной инвольтацией и ее видимым проявлением составил, как и в событиях полуторатысячелетней давности, 200—300 лет. Энергетический импульс воспринят суперэтносом в ХIV веке, объединение трех ветвей сверхнарода под крышей единого государства началось в ХVII веке. Пассионарный толчок подвигнул украинцев и белорусов к возвращению в отчий дом. Они возвращались с таким чувством, будто из него и не уходили. Так, часть древних русов после раскола попала в самую гущу ляхов, промучалась в чуждой среде два века, не ассимилируясь, храня этническую чистоту, чтобы вернуться на пепелище Киевской Руси и в конце концов, уже под именем малороссов, добровольно и на условиях полного подчинения сложить незалежность к подножию трона московского царя.

Вернувшись под руку самодержца, Белая и Малая Русь включаются в имперский ритм. Это ритм не этнический, а государственный, ритм русской государственности. Он разворачивается не по законам периодических процессов, а в виде так называемых имперских рывков длительностью 144 года. Это, в сущности, время решения какой-то исторической задачи, причем, минимально потребное историческое время, за меньший срок справиться с проблемами не удается ни одному государству. Первый рывок совершала Киевская Русь, в продолжении 144 лет решавшая задачу становления русской государственности. Второй рывок начался в 1353 году – в переломном, «осевом» ХIV веке, сообщившем нашему сверхнароду новый импульс развития. В это 144-летие ему предстояло освободиться от монголо-татарского ига, обустроить Московское царство, превратиться из куколки в бабочку – из древнерусского этноса в российский суперэтнос. Сойдясь под крышей единого государства, он в 1653 году приступил к строительству великой евразийской империи – и за 144 года довел его до конца, а если бы даже и захотел бросить дело на полдороге, то не смог бы: из цикла нельзя выйти раньше времени, не достигнув поставленной цели, его надо отработать сполна.