Евгений Панов - Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Первооснова имперского ритма – прочно встроенная в мироздание, объективно существующая 12-элементная энергетическая структура. Она известна человечеству с незапамятных времен как «круг животных». Двенадцать «звериных лет» образуют 12-летний цикл, называемый у нас обычно восточным Зодиаком или восточным гороскопом. Этот цикл базируется на космических закономерностях. За двенадцать лет Юпитер – «планета счастья» – совершает полный видимый оборот относительно звезд на земном небе. Юпитерианский ритм задает ритм «звериного круга». К этому последнему привязаны ритмы истории, которые, таким образом, привязаны к ритму Юпитера. Стало быть, это ритмы Солнечной системы, ритмы космические. Стало быть, имперский ритм в российской истории – ритм космический. Стало быть, наша общая российская, русско-украинско-белорусская история – явление космическое.

В согласии с космическим сценарием в ХVII веке окончательно определяется геополитическое местоположение империи: она утрачивает значение буфера между степняками и рыцарями и преобразуется в мост между Востоком и Западом. Исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она не совсем и Европа, это переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой, но природа наложила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее к Азии или в нее влекло Азию. Эти слова с намеком на всемирное предназначение России и ее сверхнарода сказал не современный поборник идеи евразийства и не метаисторик Даниил Андреев, а традиционный историк Владимир Ключевский.

То, что России самой природой отведена роль моста, не может не иметь отношения к миссии. Мост не место для войн, для драк, для выяснения отношений. Сражение на мосту – это опасно, конструкция может обрушиться. Другое дело торговля… хотя и торговать все-таки лучше на предмостных площадях – на западной и восточной. По мосту должны ходить караваны. На мосту надо встречаться. Да, это евразийский клуб, место для контактов, для обмена идеями, для диспутов, для культурного взаимопроникновения, для интеграции – идейной, культурной, технологической, экономической, когда европейские высокие технологии объединяются с азиатским отношением к работе.

Жизнь на мосту – особая жизнь, иная, чем жизнь на западном и восточном берегах, иная, чем жизнь на предмостных площадях, и поменять ее на чисто европейскую либо чисто азиатскую невозможно. Мешает этический код сверхнарода.

По утверждению Н. Бердяева, это самый небуржуазный народ в мире. Он боится роскоши, не хочет никакой избыточности, не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства, с большой легкостью преодолевает всякую буржуазность, уходит от всякой нормированной жизни. Бердяев писал об «упоенности русским бытом, теплом самой русской грязи, вражде ко всякому восхождению». Купцы, промышленники хотят оставаться «на равнине», быть «как все». Чтобы взять барьер буржуазности, превратиться в степенных бюргеров, в сознательных представителей класса, создающего благополучие и устойчивость общества, они должны были преодолеть непреодолимое, перестать быть детьми своей страны, своего народа. Ибо, по словам Бердяева, «слишком ясно, что Россия не призвана к благополучию», что она «никогда не сколонялась перед золотым тельцом».

На Западе и на Востоке молятся на сундуки с золотом. А вот на Руси молиться на них было не хорошо, не принято, не достойно. «Там царь Кащей над златом чахнет», – читаем у Пушкина. Но кто такой «кащей»? Отверженный, отщепенец, изгой. Отщепенец тот, для кого злато самоценно. Чахнуть над ним может только тот, кто не понимает истинного смысла богатства, которое не цель, а средство для достижения гораздо более важных целей. Богатство – оно всегда для чего-то. Оно даровано свыше, вручено для хранения и распоряжения. Его дает в пользование Бог и Он же требует отчета… Скопить, чтобы пожертвовать, набить сундук золотом и отдать его на строительство больницы, водопровода, храма – вот что было естественным, вот в чем реализовывалось жизненное предназначение. Причем жертвовать полагалось тайно. Жертвователь помнил слова Христа: раз ты рассказал о своем добром деле, то уже получил мирскую награду и Бог тебе ничем не обязан, Он помогает тем, кто творит добро молча.

Наш народ – молчаливый народ. Потаенный. Народ с тайной… Народ, который не может одновременно служить Богу и мамоне (богатству). Эти слова Христа восприняты восточным христианством глубже, чем западным. Как и слова апостола Павла, что корень всех зол – сребролюбие. Стяжание считалось в православии одним из самых тяжких грехов. И вообще, экономическая деятельность признавалась служением низшего типа. Рационализация всей жизни – и производственной, и бытовой, и внутренней, и внешней, расчет каждого дня по минутам, подчинение принципам «время – деньги» и «пфеннинг к пфеннингу», то есть, как раз то, что составляет сердцевину западного бизнеса, согласно православной морали, не возвышает человека, не приближает его к святости. В православных святцах вы найдете имена воинов, монахов, но имен купцов там нет. Их уважали за инициативу, как, например, Афанасия Никитина, проторившего путь в Индию, а не за успехи в торговле.