Евгений Панов - Призванные к другой жизни. Прикосновение к тайнознанию

Пассионарный толчок нулевого года сообщил праславянскому племени не просто энергетический, а посвятительный импульс. Через тысячу лет Владимир Святой, выбирая для Руси веру, предпочтет ту, которой не противилась душа, что казалась доброй, пристойной, достойной. Выбор православия был сделан по нравственным критериям, по принципу этического соответствия. Круг замкнулся.

К моменту раскола в ХIV веке эволюция древнерусского этноса закончилась. Крещением Руси подтвердилась настройка на вифлиемский ритм. Закрепились за русичами пограничные, промежуточные равнинные земли между Востоком и Западом, испытывающие постоянное давление со всех сторон. Прессинг Европы и степи станет обязательным, неустранимым фоном нашего существования, а задача снятия давления или хотя бы его отвода в безопасные области – вечной заботой российской власти. Ставить плотины на пути нашествий с Запада и с Востока будут и князья, и московские цари, и российские самодержцы. Не случайно же при царе Алексее Михайловиче расходы на оборону почти равны бюджету страны. И все же завоеватели то и дело бесчинствуют на Восточноевропейской равнине. Она обильно полита русской, белорусской, украинской кровью, ее отбивали у монголов, у тевтонцев, у ливонцев, у поляков, у шведов, у французов, у немцев.

Русская земля – объект почти сакральный. В «Слове о полку Игореве» это синоним самой Руси, Родины. И в то же время это равнина с лесами, полями, реками и болотами. Это вмещающий этнос и кормящий его ландшафт. Мы, русские, белорусы, украинцы, народ не морской, не горный, не степной, не пустынный. Мы не южане и не северяне. Мы даже не совсем европейцы, но, конечно, и не азиаты. Мы народ лесной, отчасти лесостепной, речной, озерный, болотный – изначально глухоманный, потаенный народ.

«Лес сыграл крупную роль в нашей истории, – пишет В. О. Ключевский. – Он был многовековой обстановкой русской жизни: до второй половины ХVIII века жизнь наибольшей части русского народа шла в лесной полосе русской равнины… Лес оказывал русскому человеку разнообразные услуги – хозяйственные, политические и даже нравственные: обстраивал его сосной и дубом, отапливал березой и осиной, освещал его избу березовой лучиной, обувал его лыковыми лаптями, обзаводил домашней посудой и мочалом…» Несмотря на большие услуги, продолжает историк, лес не был искренне любим. Тяжкая работа топором и огнивом, какою заводилось лесное хлебопашество, утомляла и досаждала. Так что отношение к лесу было двойственным. Как и к степи. Ее «доброе историческое значение», по Ключевскому, заключалось в раннем и значительном развитии хлебопашества на открытом черноземе, табунного скотоводства на травянистых пастбищах, а также в ее близости к южным морям, через которые днепровская Русь рано вошла в непосредственное соприкосновение с южно-европейским культурным миром. Но там же, в степи, обитал тысячелетний враг – «хищный азиат». Зато на реке наш народ оживал и жил с ней душа в душу. Он жался к реке, на ее берегу ставил свое жилье, село или деревню. Река в бездорожном лесном краю заменяла дорогу, приучала прибрежных обитателей к общению и общительности, «воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение».

Лес, степь, лесная или степная река… Их виды отличаются мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью и даже робостью тонов и красок… Нет, лучше сказать – умеренностью. Мы – умеренный народ, народ умеренного климатического пояса, склоняющегося к северной суровости, но не к южной благодатности. Мы должны укрываться от мороза, обогревать жилища, носить шубы и ездить на санях. Нам свойствен сезонный ритм жизни с зимней спячкой и летней бессонной активностью. Мы кормимся от пашни, от коровы (больше, чем от овцы), от реки и от леса. У нас навыки охотников, землепашцев, садоводов-огородников, рыбаков, бортников.

Ландшафт, среди которого Творец помещает народ, конечно, дается ему не случайно. Наш сверхнарод волей Всевышнего помещен на волнообразную плоскость, как характеризовал ее В.О.Ключевский, равняющуюся более чем девяти Франциям. На этой плоскости нет значительных гор ни меридианального, ни поперечного направления, поэтому «ветры, беспрепятственно носясь по всей равнине и мешая воздуху застаиваться, сближают в климатическом отношении места, очень удаленные друг от друга по географическому положению». Самая заметная черта Восточноевропейской, то есть, русско-белорусско-украинской равнины, подчеркивает историк, – это ее однообразие. Именно эта монотонная равномерность задает тип и скорость эволюции. Такие бескрайние разреженные пространства можно уподобить пологой волне без крутых подъемов и спадов, без резко выраженных гребней и впадин. Это ненапряженные структуры. Здесь эволюция идет качественно иначе, чем в естественным образом, от природы напряженных.