Евгений Панов - Душа не выстрадает счастья, но может выстрадать себя

И все-таки, проигнорировав предупреждения, а, лучше сказать, угрозы, Сенин со товарищи пытались распространить препарат самостоятельно. Просто раздавали его бесплатно во многие аптеки Москвы. Просили – попробуйте, раскусите! Кое-где действительно пробовали, составляли акт по результатам испытаний. Результаты – уже привычные, почти стопроцентные. Берете? Лучше ведь ничего нету! А нам запретили, отвечают. Запретили реализовывать ваш препарат.

Команда боролась за него, как могла. Участвовали в выставках, выпускали буклеты, давали рекламу. Интерес со стороны ветеринарных врачей был немалый, и в конце концов оптовики решили, что препарат может пригодиться в их бизнесе.

Ладно, ребята, сказали Сенину, давайте, делайте ваше лекарство. Какая у вас получается себестоимость? 22 рубля за стандартную упаковку, а можно выйти и на 16 рублей. Мы, предложили оптовики, будем платить вам 16 рублей, а реализацией займемся сами.

– Не понял, – возразил Сенин. – Вы нам будете, значит, возмещать расходы, а прибыль получать сами? Но мы тоже должны что-то заработать, это же вполне естественно. Так что давайте делить прибыль. Нам – хотя бы 20 процентов. А по справедливости – половина.

Нет, говорят оптовики. Нет? Тогда это просто грабеж средь бела дня. Поступай, как велит твоя совесть и диктует твой бизнес, но нам отдай наше. Нет! – и точка. Ну, на нет и суда нет…

Попробовали развозить препарат непосредственно по ветеринарным клиникам. Работали с маленькими аптеками. И то, и то оказалось неинтересно. Сплошные убытки. Так что через год окончательно уперлись в экономику. Она перечеркнула все добрые намерения, а тем самым и все достоинства препарата. Он был рекомендован в широкую ветеринарную практику, но… Но дальше рекомендаций дело, по сути, не пошло.

Выхода из тупика Павел Андреевич не видел. Было очень жаль погибающих животных, которых можно было бы спасти с помощью дешевого и доступного средства, но как это сделать, что предпринять, не знал…

На этот раз Сенин решил просить отставки.

Возня с препаратом не прошла для него даром. Что знал он еще не так давно об истинных стимулах и механизмах лекарственного бизнеса в стране? О тайных пружинах отечественного здравоохранения? Ничего. Слово «коррупция» не имело для него никакого реального содержания. А теперь он отчетливо понимал, что она такое, откуда растет, чем подпитывается, как действует, представлял, насколько она могуча и сколь трудно с ней бороться. Еще недавно социальные процессы во многом были для него темны, закрыты, сейчас он мог проанализировать истоки коррупции в фармацее и коррупционные связи в здравоохранении. Он, безусловно, понимал, что уже значительно поднялся над уровнем незатейливого изобретателя-самородка, не говоря уж об уровне простого спортсмена. Но собственный прогресс его не радовал – из-за явной однобокости. Сам Сенин развивался, а дело – стояло. И это, чувствовал он, неправильно.

Чутье не обманывало Сенина. Перекос действительно свидетельствовал о «неправильности» процесса. Работая над своим творением, давая ему жизнь, выводя в мир, доводя до совершенства, творец совершенствуется сам; творение, возникая из небытия, подталкивает творца к самососвершенствованию – таков один из правящих миром законов. Получая философский камень, алхимик одновременно переплавлял в своих тиглях собственное существо, преображался. Подлинное алхимическое делание имело два результата: трансформацию мастера и создание философского камня. Условием трансформации сознания мастера было создание философского камня; условием появления философского камня – трансформация сознания мастера. Одно требовало другого, одно не получалось без другого.

Сенин же за годы работы с изобретениями – сначала с механизмами, потом с лекарствами – своего «философского камня» не добыл: ничего не сумел «пробить», «внедрить», прочно ввести в мир, закрепить в обиходе, в практике. Значит, глубокой трансформации его души, его сознания, его личности не произошло. Не умея проанализировать это обстоятельство по существу, он ощущал его интуитивно и нервничал. Его эволюция с самого начала была и оставалась принудительной: человека против его желания и воли поставили на путь и насильно по нему вели (или, может быть, тащили), подстегивая кнутом долга. «Ты должен, ты обязан!» – твердил Голос, но почему, кому, зачем «обязан и должен», Сенин, не имевший представления о законах эволюции, уразуметь не мог.