Андрей Рудалёв - Никто кроме нас. Статьи о стране и народе

Сейчас крайне необходимо коренное отечественное восприятие пространства, не как Мордора-ГУЛАГа, а сакрального. Сакрализация пространства происходит, в том числе через его голоса.

Один из таких примеров – новая книга дальневосточника Василия Авченко «Кристалл в прозрачной оправе. Лирические лекции о воде и камнях».

Писатель из Владивостока, в жилах которого «течет море», рассказывает о своем тридевятом царстве, о котором у нас есть свои представления, но минимум знаний и ощущения сопричастности. Он борется и с устоявшейся картиной мира, которая «безнадёжно искажена евроцентризмом». Авченко повествует о морской цивилизации, дающей импульс к преодолению замкнутости, ограниченности. Моря связаны между собой и в них отражается небо.

Его книга эссе – слом шаблона, который установился из-за страха перед пространством. В географической картине мира Авченко Запад – это не только Москва, в которой слышится нечто «затхло-болотное», но и Европа, подобная мертвой ракушке, «куда заползает рак-отшельник, не имеющий собственной раковинки». Совершенно другое дело неизведанный Восток, здесь солнце встает.

Авченко рассказывает о рыбах, о камнях, создает свою особую пространственную мифологию, которая заключается вовсе не в обособленности, отгороженности. Здесь все отражается во всем и все взаимосвязано. Скелеты морских ежей походят на форму планеты, глубоководные рыбы подобны алмазам, которые также зарождаются в глубинах. Русское Приморье отражается в Поморье и наоборот. Авченко вовсе не входит в роль того классического кулика восхваляющего родимое болотце. Он прокладывает путь к тайне, который во многом схожа с путями отечественных первопроходцев. Он зарифмовал Приморье с Поморьем, показал единую суть русского Дальнего Востока и европейского Севера. Мало того, открывает, что «всё в России рифмуется со всем».

По итогам поездки в Архангельскую области, в Северодвинск, Василий Авченко написал в книге: «Всё безумно далёкие от моего мира места, в существовании которых я никогда не был по-настоящему уверен, но которые близки и значимы для меня ровно в той же степени, что и все остальные места России». Это не просто модная ныне страсть к путешествиям, а мистическое сопричастие с географией страны. На Русский Север с Дальнего Востока он поехал, чтобы «потрогать Россию с другого бока её по-прежнему титанического тела, которое, как ни странно, едино».

В его картине мира все находится в особом единстве, круговороте, который устраняет любые границы. Авченко присуща особая способность видения поэзии жизни, преодолевающая в том числе устойчивое деление живой и неживой природы, реального и сказочного: «Сказки Пушкина о рыбке и Бажова о камнях для меня – самый настоящий реализм». Поэтому возможно все, включая русалок в океанских глубинах, ничто чудесное не может не стать реальностью. Через это видение и происходит сакрализация пространства, географии.

По Авченко, мудрость рыбы и в том, что она тянется к Северу, поэтому «когда люди станут умнее, они потянутся на север». Россия – северная страна. В этом не ее обреченность, а благо.

Разговор у Авченко подводится к крайне значимому утверждению: «в любой живой сущности, включая камни, заложены силы противостояния хаотизирующему началу – для движения вверх, к более высокоорганизованному состоянию, к совершенству». В русской культуре и литературе изначально были заложены эти структурообразующие силы. Они составляют основу кристаллической решетки отечественного культурного драгоценного камня – его пространства.

Авченко за преодоление односторонности, за объемное зрение, за широту: «Стране хорошо иметь большую территорию и акваторию. Такую, чтобы на одном конце водились рыбы северные и серые, на другом – южные и яркие; на западе – окуни и плотва, на востоке – скрипали и змееголовы. Ошельмованная обывателями идея империи уже рыбами оправдывается чисто эстетически, и этого достаточно». Писатель из Владивостока за большую страну, которая самодостаточна, как кристалл, в которой «есть всё или почти всё», здесь целые миры.

По Авченко страна подобна сердцу, в биении которого чередуются периоды сжатия и расширения. Сейчас мы застряли в полосе сжатия и эту тенденцию необходимо переломить, ведь «нам по-прежнему есть что терять».

Пространство у Авченко становится сакральным, в нем все возможно, любое чудо. И эта сакрализация – важное дело. Оно сродни с последовательной расчисткой взлетно-посадочной полосы, сенчинской повести «Полоса», основанной на реальных событиях, за которой рано или поздно последует чудо спасения.