Алла Лейвич - Блудная дочь. Исповедь московской путаны

– Что стоишь-то? – грубо спросила она. – Идем.

Оксана ничего не сказала, и они молча вышли.

Девушка вернулась довольно быстро – бледная, как полотно.

– Ты чего? – робко спросила я. – Что с тобой?

Оксана ничего не могла сказать – ее трясло. Было видно, как она из последних сил пытается совладать с собой. Как-то механически, бездумно девушка стала укладывать в пакеты вещи.

– Уходишь? – снова спросила я.

Оксана мотнула головой и сжала плотнее губы. Я побоялась задавать лишний вопрос. Но через некоторое время она сказала сама:

– Переводят.

– Переводят? Зачем? Куда? – растерялась я.

– К Наталье. Со штрафом. На все.

Больше она ничего не могла сказать. Ушла, кивнув на прощание головой. С тех пор мы с ней никогда не встречались.

Решение написать книгу о проституции пришло почти сразу, как я попала в салон. Нутром чувствовала необходимость такой книги. Как оказалось – не зря. Ничего подобного до сих пор в России издано не было. Писали сторонние люди, теоретики. Или, в лучшем случае, – клиенты. Но что они могли знать? Только то, что им хотели показывать. А тема была интересна всегда. Человеку вообще свойственна тяга к запретному, скрытому. Но самое главное: я не просто чувствовала, что писать надо, я чувствовала, что могу это сделать!

С этого момента вся дальнейшая жизнь стала выстраиваться в сюжетную линию. Знакомые превращались в персонажей, и я сама разделилась: отныне во мне существовал бесстрастный, запоминающий и анализирующий Автор и остро чувствующий, нередко страдающий, наивный до трогательности персонаж. Вероятно, именно это внутреннее разделение помогло выжить в последующие, очень сложные, месяцы. В самые трудные времена спасала мысль, что все происходящее – не на самом деле, что это просто игра, сюжет, который нужно «прочувствовать» и «отработать».

Как бы там ни было, однажды «Ленинка» осталась позади. Я, как обычно, позвонила по таксофону, прежде чем прийти с выходного, но Светлана непривычно холодным голосом объявила:

– У нас субботник был. Все «точки» закрыты.

– А когда откроетесь? – удивленно спросила я.

– Не знаю. В ближайшие три дня – точно нет. Позвони в среду.

– А… деньги как же? – задала я совсем уж глупый вопрос. Ведь сегодня мне обещали отдать всю зарплату!

– Кассы сейчас нет, – отрезала Светлана. И повесила трубку.

Что-то мне подсказало, что в среду звонить нет смысла. Вспомнилось, как меня «гоняли» по разным квартирам под любыми предлогами накануне выдачи денег.

– Олюш, собирайся, сегодня у Наташи поработаешь. Она и зарплату выдаст.

Прихожу к Наталье – администратору-алкоголичке в соседний дом. В трехкомнатной квартире – всего две девушки. Встретили меня безучастно, даже не поздоровались. Сама Наталья производила гнетущее впечатление: худощавая женщина сорока с лишним лет, с огромными мешками под глазами бурого цвета, желтым лицом и выцветшими, некогда карими, глазами. Она тоже встретила меня молча.

Первым моим желанием было развернуться и убежать. Но надежда получить, наконец, свои деньги меня остановила. Я вежливо поздоровалась и спросила, куда можно положить свои вещи.

Наталья кивнула в сторону одной из комнат и сухо сказала:

– Полку освободишь себе там. Одну.

И ушла. В этот день я больше ее не видела. Дверь на кухню была плотно закрыта, и ни у кого из девушек не возникло желания в нее постучать.

Я ни разу не видела Наталью трезвой. Обычно она сидела на кухне – смотрела телевизор, курила и ругалась с охранником, – замкнутым и, как мне показалось, не совсем здоровым психически пареньком. Не знаю, доверяли ей рекламные телефоны или нет, но клиентов у нас не было за всю неделю ни разу. К Наталье отправляли «неразумных» на «перевоспитание». После нее девушки возвращались притихшие и согласные на все, лишь бы только их опять не отправили в эту квартиру.

Наталья отличалась взрывным и непредсказуемым характером: утром она может чуть ли не в любви вам признаться, а вечером вы у нее летите под штраф просто за то, что ей показалось, будто весь день вы о ней плохо думали. Но штраф – это не так страшно. В припадке ярости она могла позвонить сутенерше и наговорить на девушку все, что угодно. Так, однажды она чуть не подписала «смертный» приговор девочке, сказав, что та, якобы, украла «кассу». Девчонку спасла случайность: в этот и предыдущий день на «точке» не было работы. Вообще. И красть в принципе было нечего.