Юрий Сушко - Дети Есенина. А разве они были?

Хотя знаете, Вика, только морально и умственно неполноценный человек может не дойти в Советском Союзе до крайней степени негодования. Если бы это было не так, коммунистам незачем было бы наглухо закрывать границы. Иным способом они бы не могли сталинскими методами справиться со своей паствой. Да, нынче методы изменились, но не слишком, не радикально. Главное состоит в том, что и та относительная свобода, которую мы приобрели, – я говорю об уровне, который человеку другой страны должен казаться самым постыдным рабством, – не добыта самим обществом, а пожалована ему свыше, нашей коммунистической церковью. И то в порядке заигрывания с народом, а вовсе не в целях более цивилизованного управления, и то лишь потому, что у сталинских преемников не хватило фантазии и смелости следовать далее по пути своего учителя…»

Вика шалела, слушая его. А из стихов ее царапнуло четверостишие:

Горечь прежняя забыта –

И была бы воля мне,

С торжеством космополита

Я бы жил в чужой стране.

Алек, правда, уточнил: «Знаешь, это старые стихи. Мне тогда лет двадцать было, не больше…» А Вика спросила: «С тех пор ты изменился?»

– Не очень. Правда, лет через десять, уже в Караганде, я немножко по-другому думал и писал:

И окажется – вдали от русских мест

Беспредметен и бездушен мой протест!..

…Что ж я сделаю? Конечно, не вернусь!

Но отчаянно напьюсь и застрелюсь,

Чтоб не видеть беспощадной простоты

Повсеместной безотрадной суеты,

Чтоб озлобленностью мрачной и святой

Не испортить чьей-то жизни молодой,

И вдобавок, чтоб от праха моего

Хоть России не досталось ничего!

– А я это раньше уже читала. Ведь это «О, сограждане, коровы и быки…», да?

– Да. Я рад, что ты читала, – он даже не заметил, что они перешли на «ты». – Очень рад…

Подсознательно зреющие мысли об отъезде из страны к концу 60-х годов подтолкнули Алека к первым, весьма неуклюжим практическим шагам.

Другу и коллеге, доктору физико-математических наук Виктору Финну он говорил, что ему просто необходимо уехать – еще одного «срока» в психбольнице он просто не перенесет. Хотя при этом добавлял, что очень хотел бы продолжать жить в Москве. Но без коммунистов.

Получив официальное приглашение из Соединенных Штатов принять участие в международной научной конференции и выступить на ней с докладом, Александр Сергеевич решил бросить пробный камушек. Изобразив святую наивность, обратился в американское посольство с просьбой выдать ему необходимую визу. Хотя, безусловно, понимал, – чушь собачья! Кто его просто так возьмет и выпустит?! Станут бесконечно тянуть время, придираться, потом опустят бюрократические шлагбаумы – и вовсе откажут.

«Но ждать пришлось недолго, – вспоминал, посмеиваясь, Алек. – Уже через три дня меня забрали, посадили в «Кащенко» и принялись допытываться, зачем это я хочу покинуть Родину. Три месяца таскали по психушкам. И, будучи в больнице, я получил ответ от американцев, которые указывали мне, что сначала нужно обратиться в соответствующие советские инстанции, а только потом уже к ним. Мне сразу показалось, что весь мир сошел с ума…»

Столичные остроумцы беззлобно шутили: наблюдая Александра Сергеевича, прогуливающегося по пыльным московским бульварам характерной шаркающей походкой, можно не сомневаться – готовится очередной митинг или демонстрация или обдумывается гневное письмо протеста о нарушении Конституции. И говорили, что Алек – живая иллюстрация к песне Булата Окуджавы, очень популярной в ту пору:

…Выхожу я на улицу.

И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот

Извозчик стоит, Александр Сергеевич прогуливается…

Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдет…

В 1970 году известные ученые Андрей Сахаров, Андрей Твердохлебов и Валерий Чалидзе, учредившие Московский комитет прав человека, пригласили Есенина-Вольпина войти в состав своей полулегальной организации. Уже под эгидой Комитета Александр Сергеевич готовил доклады о праве на защиту, занимался разъяснением положений международных пактов о правах человека, выступал за права психически больных. Он был не просто «возмутителем спокойствия», но человеком, который предлагал конкретные практические шаги по борьбе с беззаконием.

После скандального «ленинградского дела», когда инициаторы попытки угона самолета были приговорены к высшей мере наказания, Есенин-Вольпин составил открытое письмо властям в их защиту: «Не допустите убийства Кузнецова и Дымшица! Вы должны понимать, что крайняя необходимость была причиной их попытки нарушить закон – пока людей насильно удерживают в стране, государство не гарантировано от подобных попыток. Отпустите всех, кто хочет уехать. Признайте право евреев на репатриацию. Казни, запугивание не свидетельствуют о силе государства».