Дмитрий Быков - Маяковский. Самоубийство, которого не было

Разумеется, верно и то, что он по преимуществу риторик, что он поэт риторический, что он поэт приема, что в любви к Владимиру Ильичу Ленину и Лиличке он объясняется более-менее одними же и теми же словами и одними и теми же приемами, но зато уж в ненависти он бесконечно убедителен и разнообразен. А ненависть нам сейчас, пожалуй, нужней.

Вот на этой оптимистической ноте я бы перешел к вопросам и ответам.

– В чем главное различие между мужчиной и женщиной?

Как говорят в школе в таких случаях, вопрос не по теме. Но если говорить применительно к теме, мне кажется, женщины очень любят стабильность и уют, а мужчине в какой-то момент надоедает. Вот это главная проблема. Физиологические различия здесь уже, к сожалению, вторичны.

Понимаете, установился такой образ Лили, может быть, с легкой руки Ваксберга, может быть, с легкой руки Катаняна, – такая Лиля, которая вечно тянет Маяка к каким-то новым свершениям, не дает ему омещаниться, нахлестывает его. Это, безусловно, так. Женщина она исключительная, и ее воспитательная роль в его судьбе огромна, ведь тот Маяковский, который попал в руки Бриков, – это весьма неотесанный малый, дурно одетый, с плохими зубами, совершенно не следящий за собой, а Маяковский год спустя – это уже франт с прекрасно изданными книгами, с хорошо организованными концертами и с семьей. Семьи никогда не было, и вот она завелась.

Но при этом не будем забывать вот чего: ведь именно Лиля написала когда-то Маяковскому вот это знаменитое письмо: «Я сейчас очень хочу с тобой пожить. Неужели ты бы не хотел пожить со мной в хорошей квартире, полежать после ванной на чистых простынях?» Вот это Лиля – противница мещанства. Она была противницей мещанства, только когда ей нужно было оправдывать свой промискуитет. Во всех остальных отношениях она очень любила как раз и уют, и хорошие чулки, и серенькую машину «реношку», а вот Маяковскому, к сожалению, всего этого было мало. Поэтому, видимо, мужчина – это то, что противостоит уюту, рушит его каким-то образом.

Я понимаю, что найдется очень много желающих подверстать под это какие-нибудь собственные пороки, например, бегая изменять, такой мужчина будет говорить, что он – противник мещанского уюта. Ну, если он при этом будет писать как Маяковский, я думаю, это простительно.

– Расскажите же про Лилю Брик.

– Вот видите, я ответил на этот вопрос загодя, гениальной интуицией предвидя его.

Что касается Лили Брик. Кто-нибудь наверняка скажет, что в моем отношении к Брикам верх берет еврейская солидарность. Это не так. Потому что уж меня упрекнуть в избытке еврейской солидарности очень трудно, особенно тем, кто знает контекст. Мне кажется, что выдавив из себя сначала еврея, а потом русского, только и можно начинать писать.

Лиля Брик как раз очень космополитическая фигура. Это замечательный пример сверхчеловека того же поколения. Из ее мемуаров это вполне ясно. Она очень умна. Она очень любила Маяковского. Вот этот потрясающей силы дневник 1931 года, когда он ей все время снится и когда она все время пишет: «Не могу его вспомнить целиком, а вспоминаю все время какие-то детали: розовые пятки, блестящие ногти и то, как, вымыв руки, он нес их перед собой, большие и красные». Вот здесь чувствуется невероятная нежность. И чувствуется это во всех воспоминаниях: «Не могу, Волосик, после тебя не могу ни с кем разговаривать. Все мелки, все дураки….Снился, вкладывал мне в руки маленький пистолетик, говорил: “Ты ведь то же самое сделаешь”…» Кстати, не ошибся.

Вот эта нежность, которая между ними была, она для меня очень значима. Есть воспоминания замечательной художницы Лавинской, матери еще одного ребенка Маяковского, ведь, собственно, и Лиля признавала, что Глеб-Никита Лавинский – вот это «дитя монстра и эльфа», как она называет ее в дневниках, – действительно сын Маяковского, и, кстати, она не ревновала к Лавинской ничуть. Я, кстати, очень рад, что внучка Маяковского, сравнительно молодая, красивая и талантливая Лиза Лавинская где-то в этой аудитории этой сидит и, не знаю, одобрительно или нет, все это слушает, но вот как раз она-то очень похожа. Вот, действительно, такой женский вариант Маяковского, с ростом высоким, с лицом скульптурной лепки…

– Здорово, Лавинская! Да сиди… (аплодисменты в зале) в желтой кофте, да.

Ну вот единственные мемуары о Лиле, которые написаны с настоящей ненавистью, – это мемуары Лизиной бабушки, тоже Елизаветы Лавинской, которая пишет: «Там, на крыше, Лиля Юрьевна принимала солнечные ванны и одновременно гостей и говорила: “В чем разница между Володей и извозчиком? Володя управляет рифмой, извозчик – лошадью, а так все то же самое”». Ну, под горячую руку о любимом человеке чего не скажешь?! Тем более принимая солнечные ванны…