Александр Проханов - Симфония «Пятой Империи»

А.П.: Я писатель, и в достославное советское время писал роман об атомной станции. Это была метафора государства. Я ездил в Удомлю, на Калининскую АЭС, и там узнал о Чернобыле. Через десять дней я был на месте катастрофы. С шахтерами пробивался под четвертый блок и, подобно кариатиде, держал руками бетонное основание блока, на котором бурлил, кипел раскаленный атомный уголь. С вертолетчиками летал над аварийным блоком и видел этот развороченный чадящий кратер. С солдатами зачищал зараженный третий блок, бежал с упомянутым вами веником, сметал в совок куски графита и вытряхивал в контейнер, после чего мои резиновые бахилы были полны липким потом. Я видел, как останавливали ядерную энергетику. Как формировался синдром Чернобыля. Его формировали наши экологи, наши либеральные перестроечные политики, наши философы и журналисты. Сейчас, как я понимаю, синдром Чернобыля преодолен? За счет чего? За счет того, что в 91-м году произошла еще большая катастрофа, затмившая Чернобыль?

С.К.: Мне кажется, он не преодолен до конца. Я даже не уверен, что его надо до конца преодолевать. Его нельзя забыть. Нельзя игнорировать общественную травму такого масштаба. Начиная запускать атомные станции, мы везде идем через общественные слушания, через пространные дискуссии с экологами. Конечно, синдром не преодолен. Но он преодолевается теми выводами, которые сделали сами атомщики во всем мире. Чернобыль – это порог кардинального переосмысления проблем атомных энергоустановок. Я помню высказывания академиков – создателей печально известного блока РБМК, что он настолько безопасен, что его можно ставить на Красной площади. Может быть, именно это ощущение абсолютной безопасности и надежности созданных технологий привело к легкомысленному поведению персонала, снявшего системы защиты. Как сказал академик Александров: «Люди допустили, а техника позволила». Сейчас существуют системы защиты, несоизмеримые с прежними, – и от «дурака», и от ошибки персонала, и от злонамеренности. Сегодня блок РБМК – это совсем другая машина. После этого прошло двадцать лет безопасной эксплуатации атомных станций. Если самолет, из-за несовершенства техники или ошибки пилота падает на город и уносит жизни пассажиров и жителей, как бы ужасна ни была катастрофа, она не отменяет использование авиации. То же и с атомной энергетикой. После Чернобыля велись дискуссии: а нельзя ли вообще обойтись без атомной энергетики? Целый ряд стран принимал подобные решения, в том числе и Германия. Я задавал вопрос германским коллегам: «Ведь вы же понимаете, что не сможете обойтись без атомных станций». Один из специалистов в кулуарах сказал: «Наши станции моложе ваших на пять-десять лет. Мы еще сможем столько же времени морочить головы нашим обывателем, а потом начнем строить АЭС». Как только возникает кризис в углеводородной энергетике и все ощущают, что нефть и газ не бесконечны, начинается очередной этап развития атомной отрасли. За эти двадцать лет созданы абсолютно новые материалы, новые системы контроля, новые автоматические приборы, позволяющие нам резко, на несколько порядков, повысить безопасность установок. Хотя риски всегда остаются. Энергия человечеству всегда обходится дорого.

А.П.: Взлет, о котором вы говорили, начинается не с чернобыльской поры, а с гораздо более низкой отметки. Где эти замечательные могучие тресты, которые всей армадой могли наваливаться на объект и выводить его из небытия? Где энтузиасты-инженеры, для которых их профессия была подобна религии? Где кузницы кадров? Где запасы урана? Ведь большинство месторождений, освоенных при СССР, остались в Казахстане или в Каракумах. Вы бросили первую капсулу, но одновременно со строительством станции вы должны восстанавливать всю осевшую инфраструктуру?

С.К.: Вы абсолютно правы. Такая одновременность обеспечивается органическим единством отрасли. С другой стороны, это органическое единство создает главный вызов, ибо, если хоть что-нибудь отстанет, реализация целого невозможна. Вы сказали – уран. Да, такая проблема есть. Опять возвращаюсь к «десятикратному правилу» атомщиков. Не могу называть цифры, они стратегически секретны. Но предшественники оставили нам запасы, достаточные для развития, даже если мы не станем покупать ни грамма урана за границей. Мы не станем суетиться, падать кому-либо в ноги, умолять, чтобы нам продали уран. Нам нашего лет на двадцать хватит. Сейчас мы резко увеличили разведку на уран. Не только геологоразведку, но разведку в целом. Ибо самая эффективная разведка сегодня – это архивная разведка. Раньше в любой экспедиции ходил человек с дозиметром, искал уран.