Юрий Карякин - Достоевский и Апокалипсис

У Достоевского запись выглядит так: чуть ниже процитированной Ю.Ф. фразы Достоевский пишет: «Причина подполья — уничтожение веры в общие правила. « Нет ничего святого ».

Недоконченные люди (вследствие Петровск<���ой> реформы вообще ) вроде инженера в “Бесах”» (16; 330).

Видишь солнце! ( фр. )

Если бы молодость знала! ( фр. )

Вряд ли очень основательна догадка, будто это письмо можно датировать 1870-ми годами (30, I; 396). Если Достоевский «у всех спрашивал; никто не знает», если он умолял — «у всех спросите, решительно у всех», — то какие-нибудь следы этих вопросов ко «всем» и сохранились бы скорее от 70-х годов, чем от начала 60-х (или конца 50-х), когда круг его общения был слишком узок, когда общение это происходило слишком далеко, а потому от него и осталось слишком мало следов. Во всяком случае, мне этот сон представляется настоящим событием («сильным впечатлением») в духовной жизни Достоевского, событием, может быть, даже сопоставимым с событиями, запечатленными им в записях 22 декабря 1849 года и 16 апреля 1864-го. «Сон, очевидно, навеян размышлениями Достоевского о судьбах России и Европы, облеченными в аллегорическую форму» (30, I; 396). Не слишком ли рассудочно это соображение? (Кстати, и аллегория не в природе реальных снов.)

Ср.: «Россия слишком мало известна русским…» ( Пушкин А.С. Полное собр. соч.: В 6 т. М., 1936. Т. 6. С. 465).

Ю.Ф. склонен считать, что эти слова (а следовательно, и весь фрагмент из Подготовительных материалов к «Бесам», начинающийся фразой: «ГЛАВНОЕ. Главная мысль, которою болен Князь и с которою он носится, есть та:» и кончающаяся словами «можно ли веровать во все то, во что православие велит веровать? Если же нет, то гораздо лучше, гуманнее все сжечь и примкнуть к Нечаеву» (11; 179)), — что фрагмент этот выражает мнение самого Достоевского. Так считает и Г.С. Померанц ( Померанц Г. Два порочных круга // Достоевский и мировая культура. СПб.: Серебряный век, 2000. № 15. С. 10, 11). Между тем есть много доказательств, что это заготовка к монологу Ставрогина (см. об этом: Степанян К. «Сознать и сказать»: «реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф.М. Достоевского. М.: Раритет, 2005. С. 208–210). Помимо прочего: не был ли сам Достоевский одним из образованнейших людей своего времени? А его вере (при всех присущих подлинной вере сомнениях и искушениях) можно позавидовать.

Существует мнение, что Достоевский не случайно подчеркивает все-таки нерусское происхождение Крафта: русскому человеку несвойственно столь напряженное отношение к иерархии народов (см. об этом: Кантор В. Трагические герои Достоевского в контексте русской судьбы ( Роман «Подросток» ) // Вопросы литературы. 2008. № 6).

Имеется в виду разочарование итогами Французской революции (1789–1796), провозглашавшей великие идеалы свободы, равенства, братства, а в итоге обернувшейся кровавой тиранией и гибелью тысяч невинных людей.

Энрике Лафуэнте Феррари — испанский искусствовед, специалист по «Капричос» Гойи.

Дом Глухого (Кинта дель Сордо) — дом в пригороде Мадрида, который Гойя купил в 1819 г. и потом достроил. Гойя жил в нем до отъезда во Францию в 1824 г. Стены дома расписаны самим художником; эти работы получили название «pintura negra» — «черная живопись».

Парафраз слов из последней главы «Записок из Мертвого дома»: «Ведь надо уж всё сказать: ведь этот народ (каторжники. — К.С. ) необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То-то, кто виноват?» (4; 231).

Имеется в виду инсценировка казни над петрашевцами, в том числе и Достоевским, 22 декабря 1849 г.: военно-полевой суд приговорил их к смертной казни «расстрелянием», но более высокая инстанция — генерал-аудиториат — смягчила приговор, отменив казнь и назначив всем различные сроки каторги (Достоевскому — восемь лет), затем император Николай I утвердил отмену казни и еще более смягчил приговоры (Достоевскому — четыре года), однако распорядился объявить об отмене казни лишь в последний момент.

Версилов говорит Подростку: «Была во Франции революция, и всех казнили. Пришел Наполеон и все взял. Революция — это первый человек, а Наполеон — второй человек. А вышло, что Наполеон стал первый человек, а революция стала второй человек» (13; 182). Письмо Достоевского Н.Н. Страхову от 18 (30) мая 1871 г. (29, I; 214).