Юрий Карякин - Достоевский и Апокалипсис

Великий драматург Достоевский «ушел в подполье».Я хотел бы конкретизировать эту фразу.

Драма — это если не прежде всего, то больше всего — ремарки…

Перечитайте всего Достоевского с этой точки зрения…

Ремарки — это:

1. Знак сжатости или растягивания времени. Кто замечал, кто исследовал Достоевского под таким углом зрения? Ну вот хотя бы в «Преступлении и наказании», встреча Свидригайлова с Раскольниковым. Молчание между ними продолжалось десять минут… А вот другая сцена из «Бесов»: Ставрогин — Шатов, «пощечина»… Это же надо все представить себе, вообразить, вжиться, «отсчитать» это время.

2. Как кто что сказал … «Пусть потрудятся сами читатели…» В сущности, эта фраза значит: превращение читателя в зрителя. Есть абсолютно неопровержимое доказательство истинности того, что я сейчас написал, — это абсолютно же неодолимая тенденция драматургизировать всю прозу Достоевского. «Подпольное» рвется наружу. Все романы Достоевского и все повести, рассказы внутренне заряжены драматургией, которая еще только-только начинает взрываться, то есть осуществляться, проявляться.

Вот еще одно доказательство того, что Слово — диалогично по своей природе, по своему происхождению. Что такое драма? — звучащий, кричащий, молчащий — диалог.

И когда М.М. Бахтин говорит о полифонии Достоевского, он вольно или невольно, осознанно или неосознанно, и выражает, выявляет именно звук . «Полифония» — многозвучие, многоушие, многоглаголение, а вовсе не многоглазие: Слово родил не записыватель, не переписчик, не какой-то там китаец или Гутенберг. Слово родил человек кричащий , кричащий о боли, о спасении, о радости.

Глаз убил ухо… Но и — сохранил «ноты» для уха, для звука, для исполнения — музыкой звучащей. Иосиф Бродский читаемый — одно; слушаемый — другое, совсем другое. Как и Ахматова. Как и… О, зачем же тот человек, изобретший звукозапись, не поторопился родиться во время Пушкина. Если бы мы его услышали, Пушкин сказал бы нам больше, чем все, что мы о нем напридумывали, а поэтому: отдадим себе отчет в том, что свидетельства о Пушкине его современников — это свидетельство людей, единственных и неповторимых, — слушавших, слышавших звучащего, говорящего Пушкина…

А мы лишь пытаемся воскресить Пушкина немого. Вдумаемся, кто отец современной, за пять последних веков прозы — кто? Конечно, Шекспир. Что сие значит? А значит: проза современная родилась из драматургии, из слова театрального, звучащего на людях и к людям — слушающим, а не только смотрящим, — обращенное (это мы сейчас читаем драму Шекспира, а те, счастливцы английские, их слышали, слушали).

Проза вообще родилась из поэзии — звучащей, произносимой, слушаемой (Данте). И то превращение классической прозы в драматургию (звучащее слово, через новейшую технологию, кино, телевидение) и выявляет свою природу. И дело вовсе не в том, чтобы сетовать на эту неумолимую тенденцию, а в том, как ее достойно осуществлять. Она неизбежна. Это второе пришествие Слова.

Музыка — это (очень формально говоря), ну конечно, звук, второе — ритм. И то и другое — выражение, осуществление личности. Как неповторимы отпечатки пальцев каждого человека, так неповторим, еще больше, если так можно сказать, отпечаток его звуков, его голоса.

Ср.: читаемый и слышимый Коржавин — плюс-минус: читаемый он меньше поэт, чем слышимый.

Настоящее покорение женщины — покорение голосом.

Ср.: обаяние слова звучащего и прочитанного.

Речь Достоевского о Пушкине. Невероятный и самый убедительный пример. Предельный пример, быть может. (Конечно, не предельный. Предельный — Христос, апостолы записывали Христа с голоса …) Это был, может быть, самый великий в истории России духовный концерт, который посчастливилось услышать очень немногим, а читателям сей партитуры, сих нот это уже было не дано, хотя… Хотя тут немало зависело и от их звукового, художественного воображения.

Обратный пример: антихристовы — революционные — демагоги, мерзавцы времен революций, что французской, что русской. Все эти Робеспьеры, Мараты, Ленины, Троцкие…

Особая тема (развить) — слово христианское и антихристово. Особенно на Руси. Ну почему, почему тот же Достоевский через все свое тихое одинокое писательство столь неотвратимо тяготел, и даже с самого начала, к говорительству (любил с молодости наизусть произносить Пушкина, Шиллера, Гоголя, любил читать из самого себя публично — монолог Мармеладова. И даже на старости лет — монолог Пимена).