Ксения Собчак - Против всех

Ярошенко:Мы выбирали человека с неким, как нам кажется, положительным имиджем, с философией, соответствующей бренду. Иван Охлобыстин — семьянин, популярный актер с высоким рейтингом, шестеро детей.

Собчак:Вот он такой положительный герой, и дальше происходит фигня — вдруг этот положительный герой говорит про сжигание в печах, пишет донос президенту и так далее.

Ярошенко:Это произошло 13 декабря. У нас уже практически обговорен контракт. Никто из нас не слышал эту речь. Какой-то скандал разрастается, и мы подумали: это прекрасно, это тот человек, который нам нужен. Это человек, который будет подкидывать…

Красовский:…дрова в печку. (Смеются.)

Ярошенко:В доме повешенного не говорят о веревках. Давайте попробуем избежать темы печек…

(Входит Мила Ермолаева.)

Красовский:Давай все разложим по порядку. Значит, 13 декабря Иван Иванович сделал заявление, 14-го утром я пишу о том, что Иван Иванович делает такое заявление. Пишу: «Мила, посмотри на твое новое лицо компании». Ты мне пишешь: «Это невозможно, он таких заявлений делать не мог, это все вранье».

Ермолаева:Я верю в слова, которые сказал Малис, если я не ошибаюсь, что Охлобыстин реально психанул, его достали. Я не знаю, что там было в самом начале.

Красовский:Там есть прямой вопрос из зала: «Как вы относитесь к гомосексуалистам?» — «Я считаю, что гомосексуалистов надо сжигать». Аплодисменты зала.

Ярошенко:Секунду, тогда «содомитов», а не просто людей с какой-то ориентацией.

Собчак:Содомиты — это, собственно, геи и есть.

Ярошенко:Нет, это, наверное, те, которые совсем уже…

Красовский:А совсем уже — это как? Несмотря на то что я гей, я не разбираюсь, видимо, в градациях.

Собчак:Дело в том, что против подобного рода заявлений нигде в мире нет законов. Единственный способ, которым общество во всех странах научилось бороться с такого рода провокациями, — это общественное порицание. Человек, заявляющий подобные вещи в Америке, в Англии, в Германии — где угодно — про геев, про евреев, про женщин или чернокожих, становится изгоем. Его перестают принимать на работу, подписывать рекламные контракты. Почему вы не внесли свою лепту в то, чтобы показать Ивану, что такие вещи невозможны и не должны существовать? Почему вы не проучили Охлобыстина за это его высказывание?

Ярошенко:Между нами и странами, которые вы перечислили, — Европой и Америкой — есть разница. Мы немножко отличаемся от них. Возможно, мы не доросли до их менталитета, а возможно, они переросли не туда, куда надо. У них одни ценности, у нас немножко другие.

Собчак:Что вы имеете в виду?

Ярошенко:То, что гомосексуальные семьи могут усыновлять и удочерять детей. Вот мое личное мнение — это неправильно. Если хочется ребенка, пересиль себя и свяжись с женщиной или с мужчиной.

Красовский:Кстати, очень многие геи поддерживают вашу точку зрения.

Ярошенко:Ура! Хоть что-то…

Собчак:Хорошо, в чем-то мы не доросли до Европы, в чем-то они переросли. Но ведь вопрос же не в обществе, а конкретно в вас. Решение по поводу Ивана Охлобыстина принимает конкретный человек — вы. И если лично вы доросли до понимания того, что фраза о сжигании в печах или донос президенту — это нехорошо…

Ярошенко:Секундочку, сжигание в печах — да. А «донос президенту»… Наше медийное лицо и наш креативный человек такой же свободный гражданин Российской Федерации, и он может выражать свое мнение. И вот он хочет статью об уголовной ответственности за мужеложство.

Красовский:Но вы против нее?

Ярошенко:Я бы проголосовал за то, что сексуальность человека — его дело, но не надо пропагандировать это.

Собчак:Слово «пропагандировать» очень иезуитское. В него можно вложить все что угодно.

Ярошенко:Пропаганда, которой нас все пугают, иногда показывает, что это не так уж и плохо.

Красовский:То есть вы считаете, что гей-пропаганда — это когда говорится, что геи — это не всегда плохо?

Ярошенко:Да.

Красовский:То есть вы считаете, что реклама Baon — это когда вы говорите, что Baon — это не всегда говно? По-моему, пропаганда — это когда говорят, что это круто.

Ярошенко:Любая пропаганда что-либо говорит, что это хорошо. И вот я хотел бы, чтобы ее не было. Это мое личное мнение как отца троих сыновей.