Ирина Сталькова: Шестеро в доме, не считая собаки

Детский музыкальный театр совсем рядом с нами, и наверняка среди его работников много комсомольцев, так, может быть, им стоит взять шефство над многодетными семьями, приглашать нас время от времени к себе? Если так трудно попасть в театр нашей семье, то как же быть тем, кто живет далеко от культурных центров? И с одним-то ребенком ехать сложно, а с тремя, с пятью? И все-таки мне кажется, что если подумать, то придумать можно.

Человек будущего — не просто сытый и одетый, а прежде всего человек думающий, читающий, знающий. Всегда и у всех народов мать с ребенком на руках вызывала чувство восхищения, так тем более должен быть высок престиж матери, вырастившей много детей. Пора уже избавляться от взгляда на многодетную мать как на женщину, утонувшую в бытовых хлопотах, немытую и нечесанную, озабоченную тем, где бы перехватить рубль до получки.

Мы тоже хотим ходить в кино и в театр и даже на выставки вместе с детьми, а может быть, и для себя, — что в этом странного?

Уже рождение первого ребенка надолго, на несколько лет, отрывает его мать от всего, что входит в понятие «культура». Моя знакомая из Липецка, у которой двое, ничего за последние три года о походе хотя бы в кино не писала. Вчера письмо пришло из Гомеля, там у моей подруги четверо, но среди кучи семейных новостей ни слова о посещении театра — как и год, и два назад. Моя соседка, мама пятерых дошколят, в кино была в прошлом году, когда я забрала всю компанию к себе на два часа.

Не только и не столько материально трудно с ребенком: как воздуха не хватает того, что поднимает человека над бытом, — искусства во всех его видах. Не потому ли и не хотят рожать второго молоденькие мамы, что видят они только ежедневные авгиевы конюшни материнства, а его света, его крыльев, полета не замечают, не умеют замечать? То, что есть в «Мадонне» Рафаэля, может объяснить маме только она и только при личном свидании. Час, потраченный матерью «на себя», сторицей вернется детям, а значит, завтрашнему обществу. До сих пор вспоминаю, как первый и последний раз за 14 лет своего материнства попыталась пройти в «Изобразилку» на выставку. Хвост очереди терялся в утреннем тумане, и было ясно, что двух часов, на которые меня отпустила подруга, согласившаяся посидеть с детьми, не хватит даже на то, чтоб подойти к двери. Так было жалко несостоявшегося праздника, что я решилась попросить пропустить меня, мол, у меня пятеро ребятишек, вот и удостоверение. «А у меня две собачки, они тоже требуют заботы, и к тому же я член Союза художников», — отрезала молодая женщина, а мужчины вокруг согласно закивали головами. Честное слово, в очереди за бычьими хвостами, где стоят «девочки тридцатых годов», как назвала их одна читательница, в платках и с сумками, такой ответ был бы невозможен. «Бери, дочка, бери, — говорят они, — ох, хороши хвосты, наваришь своим супа, ох, и суп будет!»

Мне иногда кажется, что мы все стоим в длинной-длинной очереди за счастьем, которое, может быть, вовсе и не того цвета и размера, какой мне нужен. Стоим так долго, что уйти вроде и жалко: столько стояли. Конечно, впереди еще много народу, но и сзади порядочно, кто-то мне определенно завидует, что я уже скоро получу это самое, чего мне не нужно.

Можно экономить на тряпках и колбасе — нельзя экономить на книгах. Ребенок должен расти с ощущением доступности «всех тех богатств, которые выработало человечество», и, честное слово, это не тушенка по госцене. В моей семье детей много — это наша общая гордость и общая радость, это не увечье, вызывающее жалость и взывающее к чувству милосердия общества.

Я ращу детей, чтоб было кому обеспечить пенсией ту даму с собачками. Многодетные семьи — не нахлебники у государства, которое обеспечивает их различными льготами за счет кого-то. На единственного ребенка в семье одна книжка, один велосипед, один телевизор, но и на пятерых этого всего по одному. Потребительство в принципе невозможно в большой семье, даже очень обеспеченный и неумный человек не купит каждому из своих пяти детей по магнитофону, а значит, вещь остается всего-навсего вещью, да притом и коллективного пользования. Большая семья — коммуна по своему духу и, следовательно, зернышко будущего в нашем обществе. Так и надо на нее смотреть — с уважением и обязательно с улыбкой, без раздражения. Не надо думать, что, как мне одна женщина сказала, «эти дети выдышали весь наш воздух». Это вчерашний, даже позавчерашний взгляд — все мое: воздух и вода, заграничные джинсы и русское сало. Не может государство помочь нам материально — ну что ж, проживем, не требую же я финансовой помощи от своей матери-пенсионерки. Но уж если идет разговор, и притом публичный, о льготах и привилегиях, может, есть смысл спросить самих многодетных, что им нужно — не всем скопом, а индивидуально — кому садовый участок, а кому билет в театр, и помочь тоже индивидуально: выделить этот участок тем, кто хочет (я вот не хочу), дать ссуду тем, кто просит (я не прошу — мне нечем ее отдавать), позволить подписаться на еженедельник «Семья» — кому же и подписываться на него, как не мне? Пока же мы мыслим по привычке массово: всем все одинаково, вот и получается, что общегосударственные выплаты большие, а помощь конкретной семье мизерная. И еще одна просьба: помогать так, чтобы можно было принять эту помощь. «Бедненьких сироток» у нас нет — мы богаче тех, у кого в трехкомнатной квартире четыре хрустальные люстры и два югославских унитаза, а что касается денег, так моя Настя говорит: «Я буду хорошо работать, я буду стараться». И Ваня, Маня и Ася в один голос продолжают ее невысказанную мысль: «И мы купим водолаза». А разумный Саня спускает эту небесную мечту на грешную землю: «Бывают же какие-нибудь уцененные собаки».