Конни Уиллис - Не считая собаки

Connie Willis

TO SAY NOTHING OF THE DOG

Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Lotts Agency и Andrew Nurnberg.

© Connie Willis, 1998

Школа перевода В. Баканова, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Поисковый отряд – Уставная экипировка – Семейственность как проблема – Королевские головные уборы – Отсутствие епископского птичьего пенька – Барахолки – Где он может быть? – Астрономические наблюдения – Собаки – Кошка – Лучший друг человека – Внезапное отбытие

Нас было пятеро – Каррадерс, новичок и я, а еще Спивенс и причетник. Под вечер пятнадцатого ноября мы обыскивали развалины Ковентрийского собора в поисках епископского птичьего пенька.

Я по крайней мере обыскивал. Мистер Спивенс копался у лестницы на колокольню, новичок, разинув рот, глазел на выбитые взрывом витражи, а Каррадерс убеждал причетника, что мы из Вспомогательной пожарной службы.

– Вот это наш командир отряда, лейтенант Нед Генри, – показывал он на меня, – а я коммандер Каррадерс, постовой.

– Какой пост? – сощурился причетник.

– Тридцать шестой, – наобум назвал Каррадерс.

– А этот? – спросил причетник, показывая на новичка, который озадаченно вертел в руках карманный фонарик. Такого и в ополчение бы не взяли, куда там ВПС.

– Зять мой, – не растерялся Каррадерс. – Эгберт.

Причетник кивнул понимающе.

– Вот и меня жена уговаривала ее братца в пожарную охрану устроить. Этот олух по кухне пройдет – двадцать раз о кота споткнется, куда ему зажигалки тушить? А она мне, дескать, работа нужна. А я ей: на Гитлера пусть работает!

Я оставил их беседовать и двинулся вдоль остатков центрального нефа. Времени терять нельзя. Мы и так опоздали, в дыму и пыли ни зги не видно, словно в густых сумерках, хотя на часах только начало пятого.

Мистер Спивенс, не глядя по сторонам, настойчиво рылся в груде обломков у лестницы; новичок, уставившись на него, бросил терзать фонарик. Я отделил мысленной чертой бывший северный неф и взял курс на дальний его конец.

Раньше епископский пенек помещался на кованой подставке перед оградой Кузнечной капеллы. Я пробирался между завалами, пытаясь сориентироваться на ходу. От собора остались только наружные стены и красавица колокольня с остроконечным шпилем; все прочее – крыша, сводчатый потолок, клересторий, колонны – превратилось в гору закопченного щебня.

«Так, – рассуждал я, балансируя на упавшем стропиле, – здесь была апсида, а там – капелла Мануфактурщиков». Утверждать наверняка я не мог, единственной приметой служили выбитые витражи, все каменные арки капелл рухнули, осталась лишь прорезанная стрельчатыми окнами внешняя стена.

«А здесь капелла Святого Лаврентия», – сообразил я, перебираясь на четвереньках через вал из щебня и обугленных балок, достигающий в этом месте метров полутора и к тому же скользкий. Моросивший весь день дождь превратил пепел в грязную кашу, а свинцовые пластины кровли – в настоящий каток.

Капелла ременщиков. Тогда вот эта – Кузнечная. И никаких следов ограды. Прикинув приблизительно, на каком расстоянии она могла находиться от окна, я принялся копать.

Под месивом из каменных обломков и покореженной металлической арматуры епископского пенька не обнаружилось – ограды тоже. Судя по расщепленной доске генофлектория – подставки для коленопреклонения – и остаткам скамьи, я еще где-то в центральном нефе.

Выпрямившись, я попытался сориентироваться заново. Поразительно, как меняется ощущение пространства в разрушенном здании… Я опять опустился на колени лицом к хору и стал высматривать основания колонн северного нефа, чтобы по ним определить границы, но все они были безнадежно погребены под щебнем.

Надо найти остатки капелльной арки и от нее уже плясать. Оглянувшись на уцелевшую внешнюю стену Капеллы ременщиков, я отмерил примерное расстояние от окон и начал копать – на этот раз отыскивая цоколь поддерживающей арку колонны.