Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Когда Лебедев встретился с Нинчичем на следующее утро, у него создалось впечатление, что в кабинете произошел раскол. Как он подозревал, в последней попытке предотвратить конфликт югославское правительство хотело использовать в Берлине советский противовес. Оно несколько наивно предполагало, будто Гитлер оставит Югославию в покое, если Сталин объявит ему, что «СССР имеет большую симпатию к югославскому народу». С другой стороны, решимость кабинета противостоять нажиму англичан по вопросу открытия нового фронта на Балканах, конечно, успокоила Сталина {738} 738 АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 342. Д. 2341. Л. 88-89. Лебедев — Молотову, 30-31 марта 1941; Ф. 0125. Оп. 27. П. 122. Д. 4. Л. 182-184. Протокол встречи Лаврентьева с Авакумовичем, югославским послом в Бухаресте, 31 марта 1941. . В Москве испытывали смешанные чувства в связи с переворотом и открывшимися благодаря ему возможностями. Тимошенко, по-видимому, возлагал большие надежды на способность югославов дать отпор немецкому вторжению, тогда как Сталин рассматривал соглашение ограниченного действия как козырь в своей сложной дипломатической игре. Главной его целью являлось сохранение нейтралитета Советского Союза и признание сфер его интересов. Ограниченность ближайших целей отразилась даже в инструкциях Жданова Коминтерну. «Балканские события, — заявлял он, — не меняют общей установки… Германскую экспансию на Балканах мы не одобряем. Но это не означает, что мы отходим от пакта с Германией и поворачиваем в сторону Англии» {739} 739 Коминтерн и вторая мировая война. Т. I. С. 45 — 46. 5 апр. 1941. . Переворот предоставлял благословенную возможность отсрочить конфронтацию с Германией: разумно составленное соглашение с югославами могло сдержать Гитлера и привести его за стол переговоров. Если же начнутся военные действия, Советский Союз все еще мог бы оставаться нейтральным, устроив так, что югославы свяжут вермахту руки по крайней мере на два месяца, и тем самым оттянув начало войны с ним самим как минимум на год. Этим объясняются советские предложения поставки вооружений и продовольствия Югославии, сделанные, пока не стали очевидны масштабы ее поражения {740} 740 FRUS. 1941. Vol. I. P. 311 — 314. Стейнхардт и Келли (первый секретарь посольства в Анкаре) — Халлу о переговорах Гавриловича со Сталиным, 18 мая 1941. . Таким образом, параметры переговоров были определены еще до прибытия югославской делегации в Москву. Они обусловливались общим желанием обоих правительств избежать войны, а не организовать эффективное сопротивление Гитлеру. Прилагались усилия, чтобы, отнюдь не аннулируя соглашение с Германией, модифицировать его так, что оно «будет целиком поставлено в зависимость от интересов Югославии» {741} 741 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 3. П. 27. Д. 375. Л. 3. Вышинский о встрече с Гавриловичем, 1 апр. 1941; Ф. 059. Оп. 1. П. 342. Д. 2342. Л. 72 — 74. Инструкции Молотова Лебедеву, 1 апр. 1941. .

Тем временем спешно организовывалась отправка югославской делегации в Москву через Стамбул. Однако оформление виз заняло все утро, и два офицера смогли вылететь на борту специального самолета лишь ближе к полудню 2 апреля. Разрываясь между желанием действовать и боязнью провокации, русские попросили удалить с самолета опознавательные знаки. Долетев из Белграда через Салоники до Стамбула, делегаты в результате какой-то непонятной ошибки отклонились в сторону Анкары. Произошла короткая задержка, прежде чем они смогли проследовать к Одессе и, наконец, приземлились в Москве ранним вечером 4 апреля {742} 742 Соболев — Лебедеву и Лебедев — Молотову, 1 апр. 1941. Воспроизводится в: Вестник МИД СССР. 1989. № 15 (49). С. 60. .

Как надеялся Сталин, одной лишь демонстрации солидарности с Югославией будет достаточно, чтобы удержать Гитлера от нападения на нее. Однако, пока делегация еще была в пути, положение круто изменилось. Нарастающий поток зловещей информации о развертывании германских сил с явно наступательными целями на их границах заставил югославов повысить ставки и добиваться всестороннего военно-политического альянса с Советским Союзом. Естественно, это предложение должно было быть сначала представлено Сталину, но Вышинский не сомневался, что «едва ли целесообразно заключение таких соглашений». Югославам лучше остерегаться провокаций, и английских, и немецких, демонстрируя при этом свою силу, так как «независимость страны лучше всего можно сохранить, сохранив сильную армию». Тем не менее, Гаврилович стоял на своем, подчеркивая, что его правительство «горячо желает и ожидает союза с СССР» {743} 743 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 3. П. 27. Д. 375. Л. 7 — 10. Протокол встречи Вышинского с югославской делегацией, 3 апр. 1941. О предложениях см.: Cvetkovic S. Sovjetska Prisutnost u Jugoslovenskoj Politici na Pochetku Drugog Svetskog Rata // Istoriia 20. Veka. 1995. № 1. P. 32 — 41. . И действительно, Лебедева вызвали к премьер-министру и поставили перед fait accompli: югославское правительство рассматривало соглашение как «уже существующее, даже если на практике оно еще не подписано». Симович рассчитывал, что «решительный советский демарш в Берлине остановит интервенцию или, во всяком случае, даст Югославии время завершить мобилизацию». Когда неизбежность военных действий стала очевидной, русских попросили послать в Югославию войска и оружие. Чтобы побудить Сталина к действиям, Симович поделился с ним информацией, полученной от принца Павла, которому Гитлер на их недавней встрече говорил о своем намерении напасть на Советский Союз {744} 744 АВП РФ. Ф. 059. On. 1. П. 342. Д. 2341. Л. 97. Лебедев — Молотову, 3 апр. 1941. .