Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Подписание соглашения первоначально планировалось на 10 ч. вечера 5 апреля. К полуночи Деканозов из Берлина сообщил Сталину, что германское вторжение в Югославию неминуемо {758} 758 См. об этом: UD:s Arkiv 1920 ARS. HP/1555/LIII. Ассарассон — МИД о беседах с Гавриловичем, 6 апр. 1941. . Наведя справки в Наркомате связи, узнали, что югославская делегация никаких телеграмм этим вечером не получала. Далее началась бурная деятельность. В час ночи разыскали Гавриловича, укрывшегося на поздней вечеринке, устроенной американским послом {759} 759 Gafencu G. Misiune la Moscova. Tel. 1178. P. 169-170. Гафенку — МИД, 7 апр. 1941. . Он, однако, не проявлял склонности к сотрудничеству, сообщив Вышинскому по телефону, что не ждет ответа от правительства раньше следующего утра. Вышинский никак не мог принять отказ. Для Гавриловича специально устроили возможность поговорить по прямому проводу с Симовичем из своего посольства {760} 760 Дальнейшее изложение событий в ночь с 5-го на 6-е апреля основано на следующих источниках: АВП РФ. Ф. 144. Оп. За. П. 4. Д. 4. Л. 3 — 6. Отчет Новикова, 6 апр. 1941; Новиков Н.В. Воспоминания дипломата. С. 76-79; FRUS. 1941. Vol. I. P. 300-301. Стейнхардт — Халлу о встрече с Гавриловичем; FO. 371. 29544. № 1392/1392/38. Криппс — ФО, 6 апр. 1941. .

Гаврилович стал настолько подозрителен, что не мог исключить возможности ловушки со стороны русских. Поэтому разговор приобрел довольно сюрреалистический характер:

— Генерал Симович на проводе.

— Откуда вы говорите, генерал?

— Как откуда? Почему вы спрашиваете?

— Где вы, генерал? Дома или в рабочем кабинете?

— Но почему вы спрашиваете об этом?

— Я должен знать, генерал.

— Я дома.

— На какой улице? Какой номер дома?

— Но вы же прекрасно знаете, где я живу! Мы с вами соседи!

— Это не имеет значения. Просто назовите мне ваш адрес.

— Улица Гладстона, 2.

— Хорошо, — ответил Гаврилович, только теперь окончательно убедившись, что говорит действительно с премьер-министром. Очень быстро обнаружилось глубокое расхождение между ними. Премьер-министр, не получивший ответа от немцев и засыпаемый донесениями о близящемся нападении, отчаянно стремился заключить соглашение:

— Подпишите все, что предлагают русские.

— Я не могу, генерал! Я знаю свой долг и свою задачу.

— Вы должны подписать.

— Я не могу, генерал, поверьте мне.

— Подпишите, Гаврилович

— Я знаю, что делаю, генерал. Я не могу подписать этот документ.

— Хорошо. Если вам нужен приказ, я приказываю вам подписать.

— Я знаю, что делаю, поверьте.

Затем Гаврилович бросил трубку {761} 761 Запись разговора см.: Popovic N.B. Yugoslovensko-sovjetski odnosi u dru-gom svetskom ratu (1941 — 1945). Belgrad, 1988. P. 26 — 27. См. также дневник Симовича: Archiv Vojeno-istorijskog instituta. R-16. II. Reg. no. 2/1. P. 268 — 269. См. также: Hoptner J.B. Jugoslavia in Crisis 1934 — 1941. New York, 1962. . Через минуту телефон зазвонил вновь. На проводе был Новиков, начальник Ближневосточного отдела Наркомата иностранных дел. Гаврилович отговаривался тем, что связь была плохая и он не может быть уверен, действительно ли говорил с генералом Симовичем. «Кажется», ему велели подписать соглашение, но он «тем не менее хотел бы, чтобы упоминание о нейтралитете было снято». Когда к нему обратился Вышинский, Гаврилович продолжал упираться, приписывая уже своему правительству желание «исключить упоминание о нейтралитете из соглашения». Однако, как он прекрасно понимал, «телефонный разговор наверняка был записан и передан Сталину». Вероятно, именно поэтому Вышинский настаивал на своем требовании, чтобы вся делегация собралась в Кремле в 2.30 пополуночи. Гаврилович прибег к тактике проволочек, сетуя, что никак не может разыскать членов делегации. Но он вряд ли мог поспорить с Протокольным отделом Наркомата иностранных дел, ведущим в тесном сотрудничестве с НКВД наблюдение за иностранными дипломатами, и югославов быстро выследили в московском ресторане, американском посольстве и т. д. Во избежание дальнейших задержек, Новикову приказали самому отвезти их в Кремль. По пути он узнал от Гавриловича, что «миссия не ожидала получить инструкции от правительства и не рассматривала вопрос подписания пакта», и передал это, как надлежало, своему начальству.

Гавриловича, опасавшегося худшего, доставили в кабинет Молотова, где он был приятно удивлен, увидев веселого и добродушного Сталина. Обращаясь к Сталину, Молотов неожиданно заявил, что предлагает «внести исправления, убрав по всему тексту слово "нейтралитет"»; всю вину за допущенную оплошность он свалил на Вышинского. Так велико было желание Сталина заключить соглашение, что не оказалось времени перевести исправленный вариант на сербохорватский язык, и перепечатанный экземпляр на русском был подписан около 3 ч. пополуночи. Поскольку главной заинтересованной стороной была Германия, о подписании соглашения объявили по радио через час. Однако, по настоянию Сталина, соглашение датировали 5-м апреля, чтобы не возникло впечатления, будто оно подписывалось в ожидании германского вторжения в Югославию или одновременно с ним {762} 762 См. об этом дневник Симовича: Archiv Vojeno-istorijskog instituta. R-16. II. Reg. no. 2/1. P. 268-269. .