Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Только после падения Франции Черчилль прямо обратился к Сталину. Он выражал надежду, что Криппсу будет «позволено узнать взгляды и намерения Советского правительства перед лицом внезапного расстройства всякого военного и политического равновесия в Европе». Однако те же обстоятельства, которые вынудили Черчилля обратиться к Сталину, сделали для Криппса невозможным следовать инструкциям Черчилля «быть осторожным и не создавать [у Сталина] впечатления, что мы пытаемся заставить его таскать для нас каштаны из огня или диктовать ему, где в нынешнем кризисе настоящие интересы России». Эти слова, звучащие уже как отчаянный призыв, подкреплялись внезапной готовностью Черчилля признать, что аннексия Прибалтийских государств «продиктована близостью и размерами германской опасности, угрожающей теперь России, в каковом случае могут быть оправданы такие меры, предпринимаемые Советским правительством для самообороны, которые в других обстоятельствах подверглись бы критике» {207} 207 Public Record Office, Prime Minister's Papers (далее PREM). 3. 395/1. P. 16–17. Черчилль — Криппсу, 22 июня 1940. .

1 июля Криппс был приглашен на беспрецедентную встречу со Сталиным, продолжавшуюся около трех часов. Он не знал, что в тот же день, когда он просил аудиенцию в Кремле, Сталин добавлял, как он считал, последние штрихи к соглашению с итальянцами по Балканам {208} 208 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 10. Д. 100. Л. 4–7. Протокол встречи Молотова с Криппсом, 26 июня 1940. . Как можно было ожидать, на Сталина не произвело впечатления личное послание Черчилля. Позднее Криппс, весьма критически относившийся к политике Черчилля, признавался, что подоплекой сделанных предложений было «стремление заставить их помочь нам выбраться из затруднительного положения, после чего мы могли бы бросить их и даже присоединиться к врагам, которые теперь их окружают» {209} 209 FO. 800/322. Р. 353–360. Криппс — Галифаксу, 10 окт. 1940. . Действительно, британский Генеральный штаб интерпретировал предложения Криппса как способ «столкнуть Россию с Германией», но не пожелал платить за это ценой отказа от права на выход. в Черное море. По его мнению, советская стратегия была направлена на «подрыв британского влияния в Азии… Оппортунизм советской политики и ничтожность любой советской гарантии вызывают сомнения в том, что какое бы то ни было соглашение с Советами будет прочным и значимым». Попытки внушить русским «страх перед Великобританией, больший, чем их страх перед Германией», также не достигли успеха {210} 210 CAB. 79/6. COS(40)256(3); 80/16. COS(40)649. 9 и 28 авг. 1940; FO. 371. 24852. N6458/283/38. Криппс — Галифаксу и записка Сарджента, 31 авг. 1940. . Поэтому легко понять, что Сталин, встревоженный этими предложениями, отверг «гегемонию на Балканах, которую [он] считал претенциозной и опасной». Казалось, большее значение он придавал ревизии системы управления Проливами, чтобы преградить доступ туда иностранному флоту {211} 211 Знаменательно, что это предложение опущено в русском протоколе беседы и в информации, просочившейся к немцам, см.: FO. 371. 24844. N5937/30/38; русский вариант см.: Дипломатический вестник. 1993. № 21–23. Протокол встречи Криппса со Сталиным, 1 июля 1940. . Молотов ясно дал понять болгарскому министру, что Москва «не стремится к преобладающему влиянию, но и не собирается отказываться от своих интересов». Он выражал надежду, что сможет провести переговоры относительно Турции, но только как неотъемлемую часть общего соглашения по Балканам в тесном сотрудничестве с Германией и Италией {212} 212 АМВнР. Д. 40. П. 34. Оп. 1 т. Поп. 272. Л. 151. Стаменов (болгарский посол в Москве) — МИД, 14 июля 1940. .

Значение присутствия Криппса в Москве и его уступок Сталину по балканскому вопросу нельзя недооценивать. Незадолго до прибытия Криппса в Москву Проскуров, начальник ГРУ, объяснял задержки германских военных поставок Советскому Союзу тревогой Германии, что Криппс привезет «некоторые подарки» {213} 213 О донесениях советской разведки см. ниже, с. 72–75. АП РФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 435. Л. 39–51. Проскуров — Сталину, 4 июня 1940; АВП РФ. Ф. 082. Оп. 23. П. 95. Д. 5. Л. 112–114. Записка Шкварцева о встрече с Риттером, 1 июня 1940. . Однако спустя несколько дней на стол Сталина легло первое донесение советской военной разведки о намерениях Германии напасть на Советский Союз, раньше даже, чем Гитлер официально представил этот план Верховному командованию вермахта {214} 214 О решении см. с. 68–72. . Пока еще разрозненная информация состояла из ссылок на секретные переговоры с Эдуардом, графом Виндзорским в изгнании, в Мадриде, сведений о передислокации войск в Польшу, росте производства на военных предприятиях «Шкода» в Чехословакии и вербовке русскоговорящих офицеров и белых эмигрантов в Праге. Военные атташе в Берлине единодушно подтверждали этот вывод {215} 215 ЦА СВР РФ. Д. 21616. Т. 1. Л. 14–15. Меморандум Фитина, заместителя начальника 5-го отдела НКВД; ГРУ ГШ РФ. Оп. 22424. Д. 4. Л. 261. «Метеор», Берлин — НКВД, 9 июля 1941; см. также: ЦА СВР РФ. Д. 21616. Т. 1. Л. 21–22. Заместитель начальника управления погранвойск НКВД — Центру, 13 июля 1941. . Это придавало вес информации, скептически встреченной в июне, что Нейрат, бывший германский министр иностранных дел, доверительно сообщил группе белых эмигрантов, будто Гитлер намеревается создать две новых республики, Украину и Казань, и установить новый порядок в самой России. Было еще более конкретное донесение, что брат Геринга замечен в торговле оружием в Софии и в Румынии {216} 216 ГРУ ГШ РФ. Оп. 918. Д. 3. Л. 159–163. Специальный рапорт 5-го отдела РККА, 13 июня 1940. О тенденции к замалчиванию угрозы см.: Органы Государственной Безопасности СССР. Т. I (1). С. 236–237. Савченко, заместитель начальника управления погранвойск НКВД — Центру, 26 июня 1940. .