Сталин был настолько уверен в себе, что приостановил поставки сырья в Германию в отместку за неудовлетворительное снабжение России углем и военным снаряжением. Из миллиона тонн зерна, обещанного Германии, только 150 000 тонн были отправлены, поставки продуктов переработки нефти и угля шли не лучше {120} 120 АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 668. Л. 72–78. Протокол встречи Микояна с Хильгером, 21 апреля 1940. См. работы Г.М.Иваницкого «Советско-германские торгово-экономические отношения между СССР и Германией в 1939–1940 гг.» (Новая и новейшая история. 1989. № 5. С. 28–39) и, особенно, В.Я.Сиполса «Торгово-экономические отношения между СССР и Германией в 1939–1941 гг. в свете новых архивных документов» (Новая и новейшая история. 1997. № 1. С. 29–41).
. Возможно, в последний раз Микоян, министр внешней торговли, мог осмелиться открыто подвергать сомнению «честность» Германии, заявляя, что «не может позволить себе дальше оставаться в дураках, ибо фактически происходит не двухсторонний товарооборот, а односторонние поставки товаров Наркомвнешторгом Германии» {121} 121 АЛ РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 668. Л. 58–64. Микоян о встрече с Шуленбургом, 5 апр. 1940.
. Сталин пошел еще дальше, предъявив Германии ультиматум. Он требовал заключения краткосрочного торгового соглашения об экспорте советского сырья на сумму 420–430 млн марок, которую «германская сторона будет компенсировать промышленными и военными поставками на эту же сумму» {122} 122 Там же. Ф. 56. Оп. 1. Д. 298. Л. 29–32. Протокол встречи Сталина с Риттером, 8 февр. 1940; АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 315. Д. 2174. Л. 153–154. Шкварцев — НКИД, 5 марта 1940.
. Эта преувеличенная уверенность, однако, немедленно испарилась после молниеносной германской кампании против Дании и Норвегии в начале мая. Советский ультиматум сменился объявлением о возобновлении поставок, сопровождавшимся выражением «надежды», что Германия будет «соблюдать свои обязательства» {123} 123 АЛ РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 668. Л. 68–70; DGFP. IX. Р. 157–158. Протоколы встреч Тевосяна с Риттером, 12 апр. 1940.
. Тем не менее вывод о зависимости поставок сырья от доброй воли Сталина сыграл большую роль, когда Гитлер обдумывал операцию «Барбаросса» {124} 124 DGFP. IX. Р. 82–83, 110–112. Шуленбург — МИД и ответ Риттера, 6 апр. 1940.
.
В настоящий момент Сталин все еще был уверен, что страх перед Германией и Италией все больше и больше будет склонять Балканские государства «видеть в России своего естественного защитника» {125} 125 FO. 837/1127. Далтон о встрече с Майским, 25 мая 1940; см. также: As-sarasson V. I skuggan av Stalin. Stockholm, 1963. S. 28–29.
. Сознавая угрозу столкновения из-за Балкан, Шуленбург отбыл в Берлин готовить почву для визита Молотова {126} 126 АВП РФ. Ф. 082. On. 23. П. 95. Д. 5. Л. 16–17. Шкварцев о завтраке с Шуленбургом и Хильгером в Германском посольстве в Москве, 5 апр. 1940.
. Однако Сталин, не желая «плестись у Германии в хвосте», вежливо отклонил эту идею {127} 127 Там же. Л. 6. Отчет Павлова (советского поверенного в делах в Берлине), 26 марта 1940; UD: s Arkiv 1920 ARS. HP/516/LXVII. Ассарассон — МИД, 8 марта 1940.
. Он все еще благодушно не замечал опасности со стороны Германии его продолжала преследовать мысль об угрозе с юга, где, по его расчетам, Турция могла послужить плацдармом для нападения Союзников на Советский Союз. В послании, направленном им к дню рождения Гитлера, видны первые признаки его озабоченности ростом числа сообщений о том, что «Германия при усилении английского саботажа на Балканах зажжет там огонь войны» {128} 128 АВП РФ. Ф. 082. Оп. 23. П. 95. Д. 5. Л. 41–42. Шкварцев — НКИД о встрече с Казисом Скирпой, литовским послом в Берлине, 19 апр. 1940.
. Риббентроп, играя на известных страхах Сталина, представлял германские инициативы в этом регионе как контрмеры против попыток англичан заставить турок открыть Проливы для британского и французского флотов {129} 129 Там же. Ф. 059. Оп. 1. П. 315. Д. 2174. Л. 264–266. Шкварцев — НКИД о встрече с Риббентропом, 20 апр. 1940.
. Теперь, когда карта Северной и Центральной Европы была перекроена, будущее Юго-Восточной Европы, до того игнорировавшейся, рисовалось в мрачном свете. Крушение Франции расстроило Балканскую Антанту и создало опасный вакуум. Неспособность Британии подкрепить свои гарантии поставила Румынию и Турцию в трудное положение {130} 130 См., напр.: Архив Министерства иностранных дел Болгарии (Далее — АМВнР). Д. 40. П. 34. Оп. 1 т. Поп. 272. Л. 82.
.
Молотовские поздравления Шуленбургу «с блестящим успехом Германских Вооруженных Сил» во Франции контрастируют с паникой, охватившей Москву в результате «быстрого прогресса» этой кампании {131} 131 О захвате Прибалтики и реакции военных см. с. 148–149.
. Они — лишь прелюдия к вялым извинениям Молотова по поводу поспешной оккупации Прибалтийских государств в то же утро с целью уничтожить «в прибалтийских странах почву для французских и английских интриг». Немцев смущала и поспешная передислокация Красной Армии «для защиты границ» Литвы от неназываемого противника. Объяснения были столь неубедительны, что Шуленбург предпочел отослать в Берлин сильно отредактированную версию своих бесед по этому поводу {132} 132 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 14. Д. 155. Л. 206–208; DGFP. IX. Р. 154. Протокол встречи Молотова с Шуленбургом, 17 июня 1940.
.
Читать дальше