Владимир Соловьев - Последний солдат империи. Юрий Дмитриевич Маслюков в воспоминаниях современников

Многие его сотрудники до сих пор вспоминают, как после разгона ГКЧП, после того как были приняты феноменально ошибочные решения, в том числе и кадровые, Юрий Дмитриевич приехал на работу на личных «Жигулях». И это было сделано не ради дешевого пиара, а для того, чтобы показать коллективу: «Держитесь, чем выше, тем бьют сильнее. Меня ударили, но я не сломался». В этом была какая-то жизнеутверждающая нотка, видно было, что человек не раскис, не впал в депрессию – самым важным для него по-прежнему остается работа. Строго говоря, это психология шарашки – вспомните этих людей, которые фактически находились на положении заключенных и производили образцы военной техники, ставшие потом гордостью нашей обороны, и попробуйте представить их «гламурными». Это невозможно – да и просто смешно. Маслюков был как раз из таких. На первом месте для него стояла защита страны, ее обороноспособность. Патриотизм Юрия Дмитриевича был абсолютно естественным, как дыхание. Уверен, если бы кто-нибудь пристал к нему с вопросом: «Скажите, а вы патриот?» – посмотрел бы как на идиота.

Конечно, были у него и свои кумиры. Он с большим уважением относился к Дмитрию Федоровичу Устинову, считая его министром номер один, и Алексею Николаевичу Косыгину – за ум, умение общаться и за то, как тот строил свою политику. Эти два человека всегда были у него на слуху. Еще две исторические фигуры, очень интересовавшие Маслюкова, – Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль: Юрий Дмитриевич прочитал огромное количество книг об их жизни и деятельности. Крайне серьезно относился к Сталину и четко расставлял акценты: в любом споре Юрий Дмитриевич мог аргументированно рассказать, что хорошего и что плохого было в правлении Сталина, не давая оппоненту завести себя в тупик.

Маслюков много и глубоко размышлял над судьбами страны, над вопросами, связанными с тем, что теперь называется модернизацией России. Он говорил, что для него является огромной загадкой то, что каждый мощный рывок был сопряжен для нас с реками крови и огромными людскими потерями – это и правление Ивана Грозного, и реформы Петра, и последующие реформы большевиков, и сталинская индустриализация. Было очевидно, что ему не по душе методы, которыми осуществлялись подобные прорывы, и он пытался понять, существует ли механизм, который позволяет двигаться вперед без такого рода сверхусилий. Ведь, к примеру, при Алексее Михайловиче Тишайшем Россия совершила колоссальный скачок, для которого, однако, не потребовались подобные жертвы, – и, возможно, именно поэтому мы не воспринимаем этот период как время прогрессивных перемен.

Он вообще интересовался уроками прошлого: блестяще знал российскую историю, в особенности – историю Великой Отечественной войны. И была у него еще одна страсть – пирамиды, жгучий интерес к которым опять-таки роднит Маслюкова с Наполеоном. Юрий Дмитриевич буквально преклонялся перед ними, считая их абсолютным конструктивным совершенством. Как-то так получилось, что в Египте он ни разу не побывал и пирамид не видел, но знал о них столько, что мог говорить на эту тему бесконечно, и если бы Маслюков написал о них книгу, она стала бы мировой сенсацией. Его потрясали логика и разумность архитектуры этих сооружений и привлекала тайна их назначения – ведь мы до сих пор так и не знаем, для чего пирамиды были построены на самом деле. Общепринятая версия слишком проста и соответствует распространенной практике: если не знаешь, для чего нужна та или иная постройка, считай, что это культовое строение. Маслюков же был уверен, что все далеко не так просто и что исследователям еще долго предстоит изучать пирамиды, прежде чем они раскроют все свои тайны.

Маслюков был человеком высочайшей внутренней культуры, настоящим природным аристократом. Он никогда не позволял себе ни малейшего неуважения к тем, кто находился ниже его на служебной лестнице. Это был закон в их семье и закон личного отношения Маслюкова к людям. Нянечки, уборщицы, дворники, водители, вахтеры – со всеми он был безукоризненно вежлив, всегда здоровался за руку. Юрий Дмитриевич вообще очень уважал людей, которые хорошо и профессионально относятся к своему делу, неважно, кем они работают, – на любом месте человек может и должен быть профессионалом. И люди платили ему тем же.

До сих пор его помощники и секретари говорят о нем с таким придыханием, как не говорят ни о ком. Одна из секретарей, работавших с Маслюковым еще на Ижевском заводе, вспоминает: «Он никогда не ставил барьеров, мол, я руководитель, а ты секретарь, знай свое место. На автозаводе я проработала до 2002 г. и в последние годы заметила, что молодые руководители с секретарями обращаются просто панибратски. А в то время, видимо, воспитание было другое. Не припомню никакой фамильярности по отношению к подчиненным, ни к мужчинам, ни к женщинам». При этом Юрий Дмитриевич обладал потрясающим чувством юмора и не терял его даже в самые сложные моменты жизни. Во время любой напряженной ситуации, любого конфликта он мог очень своевременной и уместной шуткой моментально разрядить обстановку, любил и умел рассказывать анекдоты – и знал их множество. А иногда, говорят, мог пошутить таким официальным тоном, что невозможно было сразу понять, действительно ли он шутит или говорит серьезно, – поэтому люди реагировали с заметной задержкой.