Серж Тион: Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах

Кому же верить? Как несведущий человек может разобраться в этих документах, столь убедительных на первый взгляд, но утверждающих совершенно противоположные вещи? Может ли он положиться на эти "данные из вторых рук, требующие от их авторов много терпения и времени, потому что, чтобы не затеряться в этом кровавом ворохе хлама, нужно расшифровать бесчисленное количество невероятно скучных бумажек, самые важные из которых фальсифицированы" (Жермена Тийон, цит. соч. стр. 6)? В какой лабиринт мы попали? Все авторы говорят, что имеются фальсификации, но не уточняют, какие именно. Чтобы судить о наших сведениях об этом ужасном периоде, столь близком и столь далеком, можно сослаться на одного из тех, кто больше всего работал над этой темой, на Леона Полякова и его новое предисловие к его переизданной в 1974 году классической книге "Катехизис ненависти" (первое издание — 1951):

"Приходится констатировать довольно странную ситуацию. С одной стороны, гитлеровский геноцид стал одним из великих мифов современного мира, сегодня еще более неотделимым от занятия определенной политической и этической позиции по отношению к евреям, мифом, к которому разным образом обращаются церкви и главы государств, бунтующие парижские студенты, моралисты и писатели. С другой стороны, несмотря на постоянный интерес широкой публики к истории Второй мировой войны, несмотря на процесс Эйхмана и на недавнее возобновление выпуска исторических работ о Гитлере, историки, преподаватели университетов и т. п. утрачивают интерес к его самому специфическому предприятию, которое сделало его имя отвратительным. Соответственно наши знания об окончательном решении еврейского вопроса за последние 25 лет продвинулись меньше, чем наши знания о Варфоломеевской ночи или древнем Египте".

"Какова причина такого намеренного умолчания со стороны исследователей в сочетании со способностью общества забывать о прошлом? Не кроется ли за этим рассеянное чувство вины, то самое, в силу которого антисемитизм после 1945 года, будучи запрещенным, стал выступать под разными масками? Не тот ли это самый страх, который заставляет сурово его критиковать (для психолога это симптом того, что антисемитизм остается скрытым в глубине души) и в то же время не рекомендует знать, что же в действительности произошло с евреями, как действовали палачи и как они ими стали? Такова связь между непопулярностью этой темы и запретом слова, но не самого явления. Имеет место своего рода сопротивление, но спроецированное на прошлое, что можно объяснить стремлением не задерживаться на такой "дурной стороне" истории, как страдания евреев".

Не удивительно ли, что тот же самый Леон Поляков, который вроде бы выражал пожелание, чтобы появились новые, более глубокие исследования, объясняющие "как" и "почему", избавленные от этого "рассеянного чувства вины", которое мешает развивать тему, был одним из подписантов заявления 34-х и даже одним из его инициаторов? Этим новым сторонникам единомыслия не нравится, что происходят жаркие дебаты даже между авторами, точки зрения которых сходны. Они сделали своей опорой легенды, лжесвидетельства и фальсификации, которые затемняют фактическую сторону проблемы. Г-н Планше, первым подписавший заявление историков, несомненно, проявил легкомыслие, написав: "То, что газовых камер не было во всех концлагерях, даже там, где мнимые газовые камеры показывают туристам, это факт, признанный специалистами и непосредственными свидетелями". Либо г-н Планше не знает об этих разногласиях, либо умалчивает о них.

Если тенденция современных исследований, завизированная 34-мя, которые игнорируют вышеупомянутые дебаты, заключается в том, чтобы сдвинуть на Восток эти символы массовых убийств, различая, чего никогда не делала немецкая администрация, "лагеря уничтожения" и просто "концлагеря", то совершенно неоправдано желание верить, что на этот раз документы не будут фальсифицированы, свидетели не наделают ошибок, юридические признания будут сделаны добровольно, что, наконец, будет наведен порядок в критике документации, в которой так трудно найти правду, и будет применяться метод, позволяющий различить ложные доказательства, касающиеся существования газовых камер в лагерях на Западе, и другие, часто такого же происхождения, касающиеся лагерей на Востоке. Как помешать задавать вопросы относительно того, как действовал Нюрнбергский трибунал ("Нюрнберг имел один недостаток: он был учрежден победителями, чтобы судить побежденных". Ж. П. Сартр, "Ле Монд" от 10 мая 1975 г.), устав которого предусматривал, что он "не будет связан техническими правилами представления доказательств" (стр. 19) и "не будет требовать доказательства фактов, известных общественности, но будет считать их установленными" (ст. 21)? Как избежать вопросов о ценности документации, представленной советской стороной? После освобождения Освенцима была создана чрезвычайная государственная комиссия по расследованию немецких преступлений во главе с генералом Д. Кудрявцевым, которая немедленно приступила к работе. В этот период апогея сталинизма венцом достижений советских юристов еще были московские процессы. А в Нюрнберге те же самые советские юристы успешно свалили на нацистов ответственность за убийства польских офицеров в Катыни, останки которых были обнаружены наступавшей немецкой армией. Странно, но в этом плане люди осведомленные были расположены верить представителям СССР и Польши. Антисемитизм, распространенный в этих странах, служил гарантией их честности, тогда как в случае с нацистами все было наоборот.