Виктор Ротов - Ближе к истине

Рядом с Петром Ефимовичем в переднем ряду и в центре сидел Виктор Иванович Лихоносов — на днях озвученный на всю страну новый лауреат Шолоховской премии. Мы бережно везем его для вручения диплома и премии. Он в хорошем настроении. Время от времени круто поворачивается к нам, сзади сидящим, и выдает какую-нибудь веселую штучку. Без объявления и представления он взял на себя роль маэстро по смеходелу.

Во втором ряду, тоже слева направо, сидели Александр Васильевич Стрыгин и Анатолий Дмитриевич Знаменский — уже лауреат Шолоховской премии, получивший ее ранее. Наши аксакалы — мудрые и зоркие. Они придирчиво смотрят, чтоб литературная молодь чего‑нибудь не того.

Через проход от аксакалов — сижу я. Как всегда, помалкиваю, потому что привык больше слушать, чем говорить.

В третьем ряду в темном уголочке сидел Женя, кинооператор. Он мучительно боролся со сном и выглядел побежденным.

Сзади меня — Александр Дмитриевич Мартыновский. Он обдавал, чувствую, холодным взглядом мой затылок. Знаю почему. Он думает, что я не читал только что вышедший его роман «Оборотни». А я читал. И нахожу его удачным. Даже порекомендовал, улучив момент, прочитать Анатолию Дмитриевичу Знаменскому Взгляд Саши после этого потеплел.

Итак, я сидел и помалкивал, придумьпая, о чем они думают.

Володя — шофер, наверное, пересчитывал в уме своих четырех начальников и силился понять, кто же из них более начальник.

Сиденко молил Бога, чтоб не закипеть е месте с радиатором. И еще о том, куда это его занесло, простого труженика? Какие люди вокруг?!

Вера, склонившая голову на левое плечо своему ненаг

лядному, наверняка думала о том, какой он все‑таки ненаглядный. А Петр Ефимович, конечно же, продолжал верить, что она у него и Вера, и Надежда, и Любовь.

Виктору Ивановичу давеча приснился Сталин. Как будто он четко сказал: «История была, есть и всегда будет». Теперь он напряженно думал над этими словами Сталина. От напряжения даже заснул на правом плече у Петра Ефимовича.

Уважаемые аксакалы говорили ни о чем, потому что говорить о чем‑либо конкретном не хотелось.

О чем можно говорить, когда за окном разгорается солнечный майский день, радуют глаз и сердце картины за окном — деревья, кругом зелено, серебристые поля пшеницы, цветы, свежая листва на деревьях; увесистые колосья в поле ворошит набегающий озорной ветерок. Какая прелесть, какой простор! В душе теснятся тихие слезы и печальные надежды на что‑то лучшее в жизни. Мысли то и дело забегают наперед, туда, на шолоховские земли, где нас ждут волнующие встречи. Как оно там все будет?! И как же далеко мы устремились, чтоб навестить великий паах! А за окном бегут и бегут зеленые, цветастые просторы. Боже, как бескрайни и прекрасны твои землк, Россия! За что же тебя так ненавидят недруги, нас на этих твэих просторах?! Завидуют?

Завидуют, что нам, а не им достались эти нескончаемые прелести. Что мы, а не они исторические и современные хозяева этой Земли. Мы, тысячелетия поливающие ее кровью своей. Кому‑то взбрело в голову, что мы не достойны этой Земли. А ведь мать не выбирает дитя. Какое народится, такого и поднимает на ноги, выводит в жизнь, отдавая ему все, лелея до последнего его дыхания в этом мире. Так не взыщите, господа хорошие, что российская земля предпочла народить нас, а не вас. И держится за нас, «непутевых», а не за вас, «правильных». И как бы вы ни хитрили, ни хаяли ее, чтоб отвадить нас от нее, отлучить, сделать Землю бросовой, чтоб потом подобрать — ничего не выйдет! Вам удалось на время вздыбить мутную волну, которая подняла над Россией нескольких шкурников, готовых продать не только Землю, но и мать родную. А вот не к ним клонит свою голову Россия, порченым, а к настоящим своим защитникам и ратаям.

Мы едем к праху одного из гениальных сынов ее. В день его рождения. На душе покойно и светло. Нет грусти, нет занудливых забот, прижигающих нашу действи-

тельность. Все будет хорошо! С нами Бог и память о наших великих предках. С нами неиссякаемый победный дух народа. Нас упорно тащат к пропасти. Тщетно, господа! Ибо природа наделила все народы, от мала до велика, иммунитетом от рокового шага. Пора вам это уяснить…

Просыпается Виктор Иванович, круто поворачивается к нам и, подражая Брежневу, шутит: «Ничего, ребята, вот соберем тридцатый съезд КПСС и решим. Снова заработают издательства, будут издавать книги…»

Мы смеемся. Но этот смех, можно сказать, сквозь слезы. Почти у каждого из нас демреформы отняли возможность издаваться.