Виктор Ротов - Ближе к истине

У Анатолия Дмитриевича, я знаю, заглохло издание четырехтомника избранных произведений. А ведь ему за семьдесят пять! И написано им предостаточно достойных вещей.

Знаю я и о том, что застопорили издание романа Александра Васильевича Стрыгина.

Мой роман «Суд чести» тормознули в «Советском писателе» на стадии «в печать».

У Виктора Ивановича Лихоносова, при всем его громадном авторитете, тоже не ладится с изданием книг. И он, чувствуется, вроде в шутку, «грустит» о советских временах. Хотя и в советские времена его не очень‑то баловали. Я знаю все его перипетии с властями.

И всех нас щедро «одарил» новый перестроечный режим: есть почти нечего. Писательскую организацию «подкармливали» кое‑как. Однажды завезли писателям в союз рыбешку. Мелочь. Кошка, уважающая себя, не стала бы есть. А Виктор Иванович, коллеги потянулись в союз с сумочками.

Стыдоба! А что поделаешь? Есть‑то хочется каждый день. И у каждого семья!

А тут крутанули по телевидению трехсерийный фильм С. Говорухина о Солженицыне. О том, как он лихо разрушал Советский Союз. Я не выдержал этого глумления, написал ему письмо в Вермонт. Он там еще жил. В письме привел цитату из статьи Виктора Ивановича о С. Медунове, где он пишет: «Нас убивают вместе с Россией». Написал и про эту рыбешку, которой подкармливают писателей местные власти.

Не знаю, попало это письмо к нему или нет, читал он его или нет, но вернувшись потом в Россию, воочию убедившись, чего натворили тут реформаторы, он заговорил

другим тоном. Мол, все не то, все не так. Мол, надо было… А вчера, 29.05, он доказывал с цифрами в руках, что рождаемость на одну женщину в России упала до катастрофических показателей. Что сто двадцать лет тому назад, при царском режиме, рождаемость равнялась семи при научно обоснованном минимальном пределе 2,25, нынче она составляет 2,15, а кое — где и 1,8… При этом он уже не хвастался, как лихо рушил Советский Союз. Спохватился умник, лауреат Нобелевской премии.

Мы перекинулись об этом несколькими фразами и умолкли.

Чтобы разрядить невеселые размышления, Петр Ефимович говорит: «А что это молчит наш орготдел?» Поворачивается и смотрит на нас с Сашей Мартыновским, добавляет: «И служба гастрономического обеспечения?» Мы почти в один голос отвечаем: «Будет остановка — будет гастрономическое обеспечение».

Делаем остановку в молодом продуваемом соснячке. На импровизированную скатерть — самобранку вытряхиваем все, что у кого есть — «вино» и «просвирки». Плюс кое‑что из программы доброхотов «Все понятно». Причащается даже непьющий Анатолий Дмитриевич. Глядит на меня, просит это отметить. Отмечаю.

Снова едем. Совсем другое дело! Оживился разговор, снова посыпались шутки, подначки. Виктор Иванович круто поворачивается к нам и говорит, подражая голосу Брежнева: «Мы, верующие атеисты, так думаем…» Смех.

И тут в монотонное гудение мотора вплетается женский красивый голос. Все умолкли недоуменно. Внимание к единственной женщине: Вера Дмитриевна не торопясь, красиво спела фразу из «Соловья» Алябьева. И сразу ее нарекли титулом «Соловей — наш — Соловей».

Поощренная, она вдруг широко и раздольно запела «По Дону гуляет». Потом «Течет река Волга», растянув, насколько хватило дыхания, первую фразу. К неописуемому удовольствию Петра Ефимовича, который аж глаза закрыл в блаженстве.

Тут не выдерживаю я, начинаю подпевать. Потом Саша Мартыновский. И у нас образуется трио…

За песнями, шутками, остротами, розыгрышами незаметно въезжаем на донскую землю. Резко меняется пейзаж за окнами автобуса: сочный компактный кубанский сменяется скуповатым, но раздольным донским. Сама собой возникла снова песня «По Дону гуляет». Пели все. Мощно и вдохновенно. Даже Виктор Иванович Лихоносов. И даже Анатолий Дмитриевич Знаменский.

По мере углубления в донские степи, особенно когда проехали мост через Дон, зелени поприбавилось: лесополосы, куртины кустарников тут и там в широких перекатах степей, краснеющих кое — где «рубцами» песчаных балок. А потом распахнулась такая захватывающая дух ширь, что глаз не оторвать. Неописуемое разнообразие красок! И над всем этим ветерок, неустанно «причесывающий» ковыли. Обозревая всю эту прелесть, я, кажется, начинаю понимать, откуда Шолохов черпал краски для изображения родной земли. Красоту, широту и наполненность жизнью…

Выехали из Краснодара мы в семь утра. Приехали в Вешенскую в семь вечера. Двенадцать часов в пути! Устали, конечно. Но сразу в администрацию. А там уже и не ждут нас. В районном доме культуры уже идет торжественный вечер, во всем праздничная атмосфера. Нас быстренько разместили в здании недостроенного санатория. Вокруг сосновый лес. Тот самый сосновый лес, который вырастили хлопотами Шолохова с целью задержания зыбучих песков, наступавших на Вешенскую.