Виктор Ротов - Ближе к истине

Когда он звонит — в поселке Тульма праздник. Сельчане слушают зачарованно, как слушают симфонию музыкальные гурманы. И прямо‑таки не знают, как будут жить, когда не станет Володи. Его звона, А потому у тульменчан великая забота, как уберечь смертельно больного Володю. Марфа Никитична, соседка, не хочет, чтоб автор пошел к Володе «порасспрашивать» его. «Не надо», — говорит.

«Она, — пишет автор, — и Володе картошку-моркошку выращивает, да капусту со свеклой, да лук — чеснок с помидорами — огурцами. А уж старухи — кто стряпает, кто постирушку осилит. Заботятся о своем слепом звонаре, поддерживают Володю».

Но хочется пообщаться с ним. Хотя сельчане упорно не советуют.

«Болезный он. — Поясняет, вздохнув, Марфа Никитична. — Разбередишь ты его. Да ить он наполовину в наших разговорах непонятливый. И говорит плохо. Больше мычит, тоненько этак. Знамо звоны слушает. Сочиняет их! К каждому празднику особенный».

И все‑таки автор «прорвался» к Володе. Встреча была короткой и нескладной. Володя явно недоволен приходом гостя. И на вопрос пришельца из суетного мира ответил странными словами: «Уходи, господин — барин. Живи своей другой жизнью. Не трожь нас…» В контексте рассказа они звучат потрясающе. Потому что за ними тенью встают другие слова, которые кричит не докричится всему миру изболевшаяся, исстрадавшаяся Россия: «Да уйдите же вы,

лицемерные доброхоты, не мешайте России жить. И тогда вы увидите, как засверкает во Вселенной эта жемчужина Мироздания!»

«Что‑то случилось, — встревоженно понял я и, не раздумывая, спешил к церкви. Там уже толпились. В основном старушки в чистых платочках — белых, черных, цветастых.

Все мы смотрели вверх, на колокольню. Там отец Серафим в допольном, золотого шитья церковном одеянии, Однако простоволосый, держал на руках легонького, белесо-серого звонаря Володю. С бессильно откинутой головы падали, шевелимые ветерком, белоснежные космы, а согбенные ноги провисло тяжелили кирзовые сапоги. Отец Серафим негромким речитативом произносит молитву и низко кланялся на все четыре стороны света».

Не стало звонаря, божьего человека — благовестника и умиротворителя людских душ, бескорыстно дарившего людям крепость духа, тихую радость бытия, мудрое понимание бренности всего земного.

Однажды мне было очень худо: навалилась тоска от безысходности. Одолели глухота и непробиваемость издательств. И тогда я написал письмо Эрнсту Ивановичу Сафонову в «Литературную Россию». Он тут же откликнулся: «Газету, вижу, читаете, а нужно и писать для нее. Успехов, здоровья, семейного благополучия»;

Я воспользовался его приглашением, послал ему свой рассказ.

Рассказ понравился. Готовился к печати. Но… Опять что‑то помешало. Но хотя рассказ и не был напечатан, само одобрение, участливое слово душевного человека явилось как бы глотком кислорода. Прибавило силы, чтобы не пасть духом, идти дальше, бороться и выстоять.

Такие люди, как Эрнст Иванович Сафонов, как звонарь Володя, как далекий пращур Сафрон для того и посылаются Богом на Землю, чтобы укреплять духом других.

После чтения «Звонаря» Валерия Рогова меня не покидает суровая догадка — душители России знали что делают, когда рушили русские храмы и сбрасывали со звонниц колокола. Ибо их звоном да еще русским Словом крепилась и крепится Русь и русская душа.

Сначала со страниц краевой газеты «Кубанские новости», а потом и со страниц недавно вышедшей книги Петра Придиуса сошел в народ литературный герой сродни Василию Теркину — Степан Хуторской. По масштабу личности они, конечно, разнятся, но по духу — близнецы-братья. И предназначение у них одно — укреплять людей в лихую годину. Веселым, остроумным словом, смешной байкой, целительной шуткой, присутствием духа в любой трудной ситуации…

Василия Теркина родила война, и он моментально прижился в солдатской братве, меряя со всеми наравне огненные версты войны.

Степана Хуторского родило перестроечно — реформаторское мракобесие. В пору, когда уже и смех и грех, и смех и слезы.

Что и говорить, в последнее время приуныли кубанцы. А как не приуныть, если хлеба собрали столько, что дгрке стыдно цифру называть. Если руки, привыкшие к труду, некуда девать; если только и делов, что выборы: они следуют чередой друг за дружкой, и нет им конца и края. Они пожирают деньги как та черная дыра, множат неверие народа, оттолкнули молодежь своей нелепостью. Откроешь газету, включишь радио, телевизор, а там то Ельцин, Ельцин, Ельцин, то теперь Егоров, Егоров, Егоров. И больше нечего читать, слушать, смотреть. Только и радости, что прочитаешь Степана Хуторского, и на душе отляжет немного.