Алексей Цветков: Атлантический дневник (сборник)

У английского поэта Томаса Гарди, который в России известен почти исключительно как прозаик, есть замечательное стихотворение, ставшее одним из самых популярных в английской литературе. В нем речь идет о «Титанике» и айсберге, которые плывут по мировому океану, не подозревая об уготованной им совместной участи, пока наконец Бог, именуемый здесь «прядильщиком лет», не произносит «Пора!». И они сталкиваются, как два полушария, самой своей формой приговоренные сойтись воедино. Из этих немногих лаконичных строк предстает огромная и трагическая картина предстоящего века, даже если оставить в стороне поразительное предвосхищение ядерной реакции. Тут и скорая братоубийственная бойня, и разочарование человека в своих силах, и его пробуждение от чарующего либерального сна, возвращение в кровавую реальность.

В Камю и Сартре есть что-то от этих роковых полушарий Гарди, и эхо от их столкновения прокатилось на десятилетия вперед. Вопреки благостным уверениям биографа, их недолгая дружба представляет интерес только для этого биографа – для нас, остальных, их ссора куда важнее, потому что она проходит своеобразной нравственной трещиной через все столетие, а мы, несмотря на календарь, пока никуда из этого столетия не убежали.

И Сартр, и Камю не верили ни во что, кроме человека и его короткой жизни. Первый, сидя в своем парижском кафе, пришел к выводу, что наилучшим оправданием такой жизни будет ее принесение в жертву, но он всегда имел в виду чужую жизнь, а не свою, миллионы чужих жизней ради мифа о всеобщем счастье.

К мировоззрению Камю термин «экзистенциалист» подходит плохо – в конце концов, он не был философом срочной службы. Его взгляды принято именовать «стоическим гуманизмом». Отсутствие Бога и воздаяния привело его к идее абсурдности существования, но он, в отличие от своего друга, не поддался искушению всесилия в отсутствие высшего надзора. Он полагал, что человек побеждает изначальную абсурдность своей жизни, ежеминутно совершая нравственный выбор, ведя себя так, словно в отсутствие Бога он сам стоит на страже нравственного закона. Ссора Сартра и Камю не только не тривиальна – она, конечно же, затмевает все страсти Ахиллеса и Агамемнона, потому что речь идет не о бабе, а о самом стержне существования. Сартр полагал, что ради великой цели можно и должно совершать безнравственные поступки, потому что цель оправдывает средства. Но если верить Камю, у нас нет альтернативы нравственности, даже если поставленная перед ней цель лишена малейшего шанса. И было бы позорно злоупотребить его смертью, чтобы помирить его с Сартром.