И у Сартра, и у Камю эта философия обретает отчетливо героические черты, но, как мы в скором времени увидим, это были совершенно разные формы героизма, даже полярно противоположные.
Так или иначе, дружба этих двоих незаурядных людей, столь близких по взглядам и темпераментам, поначалу производила впечатление предначертанной на небесах, хотя в небеса они, конечно, не верили. Для Сартра Камю как художник был ровней Кафке и Хемингуэю, перед которыми он преклонялся, а Камю восхищался философской глубиной своего блистательного друга. Вспомним также, что оба были тесно связаны с левым движением, преобладавшим в интеллектуальной жизни Франции, и в то же время критически относились к коммунистической реальности Советского Союза и его сателлитов. Правда, у Сартра порой проскальзывала мягкая издевка в адрес своего философски неотесанного друга, а Камю это задевало, и он платил сторицей. Но это были мелочи, не нарушавшие радикально общей картины. Ссора, когда она действительно разразилась, стала тотальной и непоправимой, и в ее основе лежали самые центральные принципы человеческого поведения.
В 1951 году Камю опубликовал одно из своих длинных эссе, книгу под названием «Бунтующий человек». Ее центральный тезис может показаться сегодня, через полстолетия ожесточенных споров, довольно тривиальным. Камю утверждал, что истинный бунтовщик – это не тот, кто слепо принимает догматы идеологии, пусть даже самой революционной, а тот, кто находит в себе силы сказать «нет» несправедивости. Отсюда прямой путь – к борьбе с конкретной несправедливостью, а не с вселенской, ибо это и есть путь идеологии. «Ответственность перед историей освобождает от ответственности перед людьми», – иронизирует Камю, явно имея перед глазами духовную эволюцию многих из своего левого окружения, в первую очередь Сартра.
Я не буду вдаваться в описание ссоры, которая берет свое начало именно отсюда, но, чтобы понять ее смысл, надо обратиться к параллельному духовному пути Жан-Поля Сартра. Подобно Камю, Сартр бился в это время над проблемой нравственности и революции, которую вкратце можно сформулировать так: допустимы ли преступления против нравственности во имя ее высшего идеала, то есть всеобщей и окончательной справедливости, достижимой лишь посредством революции? Эта проблема стояла в центре внимания Сартра уже давно, и он посвятил ей пьесу под красноречивым названием «Грязные руки». К тому времени, когда Камю принял свое решение в пользу конкретных актов индивидуальной нравственности, Сартр принял свое, в пользу великой справедливости, на пути к которой преступления не только простительны, но часто и неизбежны.
Ссора между двумя властителями умов Франции, да и не только Франции, разыгрывалась на страницах малотиражных интеллектуальных журналов, но приковала к себе столь пристальное внимание, что эти тиражи на короткое время удвоились. Всех ее аспектов здесь не отразить, но одним из центральных пунктов стало отношение к колониализму. Сартр к этому времени видел в колониальном иге одно из величайших зол современной цивилизации, и это происходило на фоне жесточайшей национально-освободительной борьбы в Алжире. Камю был алжирцем, и его взгляд на эту проблему в любом случае не мог не отличаться от теорий кабинетного освободителя прогрессивного человечества.
Многие из статей Сартра этого времени пронизаны духом возмущения и призывами к революционной жестокости – вплоть до того, что их не принимали некоторые журналы, а правительство подвергало цензурным запретам. Для Камю эта война не была абстрактной идеей, потому что речь шла о его родине. Долгое время он хранил молчание, но затем возвысил голос. Будущее Алжира он предсказать не пытался, но он хорошо понимал смысл несправедливости.
Вот один из эпизодов, приведенных в книге Роналда Аронсона. На следующий день после вручения ему Нобелевской премии по литературе Альбер Камю встретился со студентами Стокгольмского университета, где разговор неизбежно зашел об Алжире. Один из студентов, алжирец, был настроен весьма враждебно и поминутно перебивал писателя.
...
Разгневанный, Камю потребовал, чтобы ему позволили закончить мысль, и настаивал на том, что он всегда прилагал усилия ради «справедливого Алжира, где два народа должны жить в мире и равенстве». Он намекнул на тот факт, что у студента, который его поучает, наверняка есть друзья, которые живы сегодня благодаря его вмешательству. А затем он поверг аудиторию в шок: «Я всегда осуждал террор. Я должен также осудить терроризм, чьи акты осуществляются вслепую, например на улицах Алжира, и жертвой которого может однажды стать моя мать или моя семья. Я верю в справедливость, но прежде всякой справедливости я буду защищать свою мать».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу