Владимир Беляев - Я обвиняю!

Он жил беспокойной, напряжённой жизнью отважного борца за дело народное, не входил в сделку со своей совестью, и этого не могли ему простить враги.

…16 октября 1949 года, показал на суде Илларий Лукашевич, Щепанский, разгневанный тем, что 8 октября Чмиль струсил и не выполнил задания, вызвал Иллария к себе. Буй-Тур знакомит поповича со щуплым, худощавым бандитом Михаилом Стахуром по кличке Стефко.

— Это надёжный, свой хлопец, а не тот слюнтяй

Тома Чмиль, — говорит Щепанский, представляя Лукашевичу его нового напарника. За неказистой внешностью этого террориста, как это выяснится потом, скрыт большой опыт кровавых дел.

Во время этой встречи Щепанский говорит Лукашевичу прямо:

— Хватит! Долго мы терпели! 24 октября, и ни днём позже, Галана надо уничтожить!

Лукашевич и Стахур договариваются встретиться в этот день у дома № 17 по улице Первого мая, и новый напарник поповича сообщает ему доверительно, что в этом доме скрывается на нелегальном положении его сестра. Стахур приводит Лукашевича в квартиру после семи. Им открывает дверь женщина лет тридцати, которую Стахур рекомендует как «господыню» — хозяйку квартиры. Впустив молодых людей к себе, она вскоре уходит, а в квартире появляется полная женщина среднего роста, брюнетка,

— То моя сестра! — представляет её Лукашевичу Стахур.

Поздоровавшись, сестра Ксения — позже выяснилось, что её фамилия Сушко — пошла на кухню и принесла оттуда брату портфель. Стахур взял портфель и позвал Лукашевича. Они вошли в уборную, где Стахур вынул из портфеля две гранаты-лимонки, два пистолета и небольшой топор. Одну гранату вместе с пистолетом он отдал Лукашевичу. Остальное взял себе. Топорик он засунул за брючный ремень, прикрыв его пиджаком и плащом, взятым у сестры.

— Куда же вы идёте, хлопцы? — спросила Ксения Сушко, когда они, зайдя в комнату, стали с ней прощаться. — Далеко?

— Идём в Карпаты! — заявил Стахур.

А Лукашевич, бахвалясь, добавил:

— Если погибнем, то слава не погибнет!..

В то утро, позавтракав вместе с женой, Ярослав Галан после её ухода в филиал Музея имени Ленина, где Мария Кроткова работала художницей, зашёл в комнату, соседнюю с кабинетом, и сел за небольшой столик. Хотя рядом, в более обставленной комнате, находился массивный письменный стол с телефоном,

Галан любил работать именно здесь, за небольшим столиком, видя перед собой широкое окно и повернувшись спиной к двери, выходившей в прихожую.

Галан взял сделанные накануне от руки наброски и стал печатать заказанную ему газетами «Известия» и «Львовская правда» статью к десятилетию провозглашения на землях Западной Украины Советской власти.

Вместе с бумагами на столе лежала книжечка Ярослава Галана «Фронт в эфире», изданная в 1943 году па украинском языке в Москве, в ту пору, когда Галан был радиокомментатором радиостанции имени Тараса Шевченко, вещавшей на оккупированную гитлеровцами Украину. В этой книжке были собраны его боевые памфлеты военных лет.

Галан писал очерк «Величие освобождённого человека» на русском языке и считал себя вправе внести в очерк цитату из забытого уже памфлета военных лет «Львиный город», посвящённого родному Львову.

Вспоминая соратников и борцов за освобождение Западной Украины, он называл имена Ивана Франко и безработного поляка Владислава Козака, убитого панской полицией весной 1936 года.

«По-новому определились человеческие судьбы, — писал Ярослав Галан. — В 1930 году в луцкой тюремной больнице лежал человек, дни которого, казалось, были сочтены. Ему пришлось пережить все ужасы полицейских пыток, самых изощрённых и самых омерзительных. Палачей отнюдь не смущало то обстоятельство, что жертвой их издевательств был известный Львовский литератор и публицист Кузьма Пелехатый. Избиваемый принадлежал к народу, объявленному вне закона, а популярность этого человека и мужество его только усиливали бешенство мучителей. Арестованный не поддавался угрозам, пытки не сломили его волю, поэтому арестованный должен был умереть. Но могучая натура победила, Кузьма Пелехатый остался тогда в живых. Страдания только закалили его, и он ни на один день не переставал быть собою — до последнего удара своего пламенного сердца оставался честным, отважным борцом за освобождение своего народа…»

То, что написал Ярослав Галан о своём друге депутате Верховного Совета СССР Кузьме Николаевиче Пелехатом, удивительно совпадало со всем тем, что можно было сказать и о самом Галане. И не знал Ярослав Галан в тот последний осенний день своей жизни, что фамилия Пелехатого значилась в «чёрных списках» людей, подлежащих уничтожению, которые хранил в своём подпольном бункере Роман Щепанский. Уже был подобран террорист для уничтожения Пелехатого — сын униатского священника Богдан Ощипко. Только простая случайность спасла Кузьму Николаевича от бандитской пули.