Владимир Беляев - Я обвиняю!

О запахе сжигаемых в «Пясковне» трупов, который доносился до центральных кварталов Львова, мне не раз рассказывали ещё задолго до получения письма Адольфа Кунца многие старожилы Львова, которым выпала тяжкая доля пережить в городе гитлеровскую оккупацию. «Технология» сжигания трупов и вся чудовищная методика заметания следов гитлеровских злодеяний достаточно подробно изложены в рассказе одного из чудом уцелевших участников так называемой «зондеркоманды-1005» Леона Величкера. Он написал об этом книжку, которая вышла в 1946 году в Лодзи на польском языке под названием «Бригада смерти».

В военном госпитале, который помещался в духовной семинарии при архиепископском дворце, вблизи старых Губернаторских валов, работал Шимон Наменачек. Наменачек свидетельствует: «В связи с облавами, во время которых на улицах города хватали людей для отправки в Германию, и в связи с полицейским часом мы, служащие военного госпиталя, получили белые нарукавные повязки с надписью «фельдлазарет». Работали мы порой до поздней ночи.

Однажды прибыл транспорт раненых с Восточного фронта, и мы поздно возвращались домой. Проходя через Бернардинскую площадь, от которой начинается Лычаковская улица, я увидел, что немецкие солдаты повезли на автомашинах на Лычаковскую итальянских солдат и офицеров. В тот день мы работали до 23 часов ночи, и нам выдали в госпитале разовые пропуска на право возвращения по домам. Используя на рукавную повязку и пропуск, я решил пойти в ту сторону, куда поехали машины с пленными. Они все проследовали к «Пясковне» за Лычаковом.

Миновав костёл святого Антония, я остановился и вскоре услышал со стороны песчаного карьера длинные автоматные очереди. Я спрятался за оградой костёла и вскоре увидел, что оттуда машины возвращаются пустыми. Ночью итальянцы были привезены и расстреляны, а на следующий день «Пясковню» окружили гитлеровцы и там стали сжигать тела убитых.

Днём я взял мешок и отправился к карьеру, якобы нарвать травы для кроликов, но тотчас же был задержан солдатом СС, стоявшим на часах у въезда в карьер. А по полю, на некотором расстоянии от выемки карьера, были также расставлены сторожевые посты, охранявшие подходы туда. Я почувствовал запах дыма, подымавшегося снизу, и смрад сжигаемых тел и волос.

Слухи об этих делах гитлеровцев ходили по Львову, но не хотелось верить им, а теперь воочию убедился, что всё это было действительностью. Могу показать место, где расстреляны итальянцы, а также место, где гитлеровцы казнили львовских профессоров.

Скажу ещё, что на Стрелецком плацу во Львове казнили заложников чуть ли не через каждые два дня.

Я в то время был распространителем подпольной газеты, которую всегда прятал между подшивкой и стелькой обуви. Сейчас я рабочий завода…»

Людвиг Килиас, безусловно, не сговаривался с Ши-моном Наменачеком, но вот что он рассказывает: «…я сызмала жил на Верхнем Лычакове, знаю там каждый уголок. В 1941 году гитлеровцы начали свозить автомашинами людей разных национальностей в лес возле железнодорожной станции Лисеницы и массами их расстреливать.

Что касается итальянских солдат, то это были люди довольно обходительные, они больше занимались продажей всякой всячины, не исключая оружия, которое и я покупал у них для подполья. Мы обращали это оружие, в котором так нуждались, против гитлеровцев.

В 1943 году, после переворота в Италии, итальянские солдаты исчезли с улиц Львова. До нашего слуха дошла весть об их расстреле. В те дни — точной даты не помню, но знаю, что дело было летом, — возвращался я домой и видел, как по улицам Петра и Павла и Лычаковской проехали в направлении Малых Кривчиц (окраинное селение близ «Пясковни». — В. Б.) накрытые брезентом и конвоируемые гестаповцами автомашины. На каждой помещалось, видимо, не менее 50 итальянских солдат. Время от времени на мостовую падали записки. Быть может, найдётся кто-нибудь, кто подобрал тогда такую записку, хотя это было очень опасно сделать: по всей трассе движения автомашин ходило очень много немецких патрулей.

По словам моей жены, жившей на той окраине, гитлеровцы в последнее время расстреливали свои жертвы и в окрестностях посёлка Жлобы, метрах в 300 от Старой Резни. После этих казней я уже не встречал больше ни солдат, ни офицеров итальянской армии на улицах Львова…»

Находясь в постоянном общении с местным населением, итальянцы во Львове старались во всём подчеркнуть, что они не имеют отношения к гитлеровской карательной политике. Трамвайные составы во время оккупации были разделены следующим образом. На первом вагоне висела табличка: «Для немцев и союзников». Вторые вагоны были для местного населения. Однако итальянцы не пользовались привилегией для «избранных» и намеренно ездили в набитых людьми вагонах для местного населения. Леопольд Швальбнест рассказывает, что «итальянцы во Львове всячески проклинали гитлеровцев за то, что те бросили их на русский фронт».