Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Выбор пал на Эгона Кренца. Он оправдал его тем, что не допустил перехлестов, чреватых насилием. Вместе с тем передача три месяца спустя заглавной роли X. Модрову показывает, что не всякий вариант, первым приходящий на ум, является наилучшим. К тому же он может стоить невосполнимо дорого. Тут не была должным образом заполнена пауза Перед тем, как начался сплошной, лавинообразный обвал.

К концу 1989 года для неглухих и зрячих стало очевидным: история спрессовала 100 лет в 100 дней. Самоопределение немцев в ГДР состоялось. Поли­тикам досталось расставлять вехи таким образом, чтобы материализация прав одних не нарушила пра­ва и интересы других наций. Эту работу предстоя­ло выполнить в отменном темпе. Настроениями в обоих германских государствах овладевало нетер­пение. Оно легко могло вылиться в нетерпимость, займись заинтересованные правительства по образ­цу прежних десятилетий пустопорожними слово­прениями.

Стартовая расстановка сил, если смотреть на нее под советским углом зрения, была в чем-то даже обнадеживающей. Г. Коль выступил за конфеде­рацию. М. Тэтчер рассматривала конфедеративную модель как конечную станцию в достаточно плав­ном процессе переустройства германо-германских отношений. Ф. Миттеран сочувствовал оговоркам Лондона и был внутренне готов кое-что прибавить к ним. Его демонстративный визит в ГДР свиде­тельствовал сам за себя. По данным, поступавшим в Москву, Дж. Буш решил выждать. Президента США занимал преимущественно вопрос, как отра­зятся возможные перемены в Германии на НАТО. Будущие германо-германские отношения, как тако­вые, интересовали американцев во вторую очередь.

При обсуждениях у М. Горбачева (ноябрь—де­кабрь 1989 года — январь 1990 года) дали себя знать две тенденции или два видения дальнейшей совет­ской политики. А. Черняев и Г. Шахназаров, по­мощники генерального, ратовали за переход всей Германии под крыло НАТО. Особой изобретатель­ности в доводах они не развивали. Распространение сферы действия атлантического блока на терри­торию ГДР при современных средствах ведения войны ничего не меняет, утверждали они. Будь так, ничего не должен был бы менять и демонтаж на­товских структур в Федеративной Германии. На этот контраргумент, однако, помощники не реагиро­вали. Мой, правда, запоздалый анализ наводил на мысль, что А. Черняев и Г. Шахназаров отразили — не обязательно скрупулезно точно — какие-то ус­лышанные от своего шефа замечания к наброскам будущей военной доктрины СССР в условиях рос­пуска Организации Варшавского договора.

Э. Шеварднадзе избегал четких оценок. Во вся­ком случае, их не было слышно на совещаниях с моим участием. Но общая траектория его рассуж­дений по возможным этапам и методам преодоле­ния раскола Германии приспосабливалась к идее: не стоило бы излишне тесной кооперацией с Лон­доном и Парижем обременять взаимоотношения между СССР и ФРГ, а недостаточно «гибкой» по­зицией по НАТО вносить диссонансы в партнер­ство с США. По-видимому, сюда уходит корня­ми не санкционированный советским президен­том сход Э. Шеварднадзе 13 февраля 1990 года (на встрече шести министров иностранных дел в От­таве) с позиции «переговоры по формуле «четы­ре + два» на позицию Х.Д. Геншера, отстаивавше­го формулу «два + четыре».

Свою точку зрения я излагал без междометий и ужимок. Сердцевина германской проблемы для СССР — в недопущении новой агрессии с немец­кой территории. Поэтому говоря «да» объединению страны, если сами немцы за это, наша сторона вправе настаивать на внесении в урегулирование условий, должным образом учитывающих интере­сы СССР и прежде всего интересы его безопас­ности. Три западные державы постоянно показы­вали примеры того, как нужно стоять на страже своих прав, возникших ранее появления на свет обоих германских государств и независящих от их существования. В юридическом и моральном от­ношении советские права ничем не уступают пра­вам бывших союзников, и нет причин испытывать тут комплекс неполноценности.

При заключении Московского договора имелось понимание того, что преодоление раскола Гер­мании и раскола Европы должно протекать парал­лельно. Исходной для обеих трагедий являлась во­енная конфронтация. «Мирный порядок в Европе», о котором говорилось в письме В. Шееля А. Громы­ко (12.08.1970), немыслим в условиях сохранения в том или ином виде противостояния, отсутствия об­щеевропейской системы безопасности. Объедине­ние Германии должно было бы стать, как минимум, мостом к такой системе, если невозможно из-за не­достатка времени решить обе задачи сразу.