Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Читал ли кто мое писание, то мне не было дано узнать. Шел 1958 год. Н.С. Хрущев двинулся в на­род. Он звал простых людей к участию в формиро­вании нового образа Советского Союза, оставляя, однако, за собой определение сути совершавшего­ся. Примерно год спустя я получил шанс убедить­ся в эфемерной значимости дискуссий в партии и прессе. Незваные суждения, в особенности хотя бы на йоту расходившиеся с настроением лидера, не жаловали.

Другое мое вмешательство в экономическую сферу (посольский период работы в Федеративной Республике Германии, 1971—1978 годы, я, чтобы не повторяться, опускаю) приходилось на время моего депутатства в Верховном Совете РСФСР от Темрюка, что на Кубани. Вкратце дело состояло вот в чем.

Волевыми решениями, ниспосланными сверху, кубанскую пойму превратили в главную рисовую чеку страны. Над природой надругались, были по­теряны богатейшие пастбища, воду отравили и с нею уничтожили без преувеличения уникальные рыбные нерестилища. Все эти безобразия были учинены во имя призрачной цели — «даешь мил­лион тонн риса в год». Безразлично, каких кон­диций и какой ценой.

Темрюкский райком КПСС возглавлял в мою депутатскую пору деятельный и не казенно мыс­лящий А.Ф. Куимджиев. Он не спешил очертя голову исполнять сыпавшиеся из Краснодара и Москвы директивы. Его постоянно заботило, как требуемое сделать не формально и на пользу жи­телям района.

Вместе с ним мы в 1983 году вышли на цент­ральное руководство с двумя проектами. Первый затрагивал святая святых — рис. Подсчеты пока­зывали, что экономически выгоднее, как минимум по левому берегу реки Кубань, не рис сажать, а выращивать там овощи и корнеплоды и на этой базе интенсивно развивать мясное и молочное животноводство. Это вело бы к экономии валюты на закупках мяса за рубежом, которой с лихвой хватало бы на приобретение риса самых отменных сортов у традиционных производителей. Сокраще­ние сброса отравленных гербицидами и удобрени­ями вод в Кубань позволило бы вплотную занять­ся восстановлением угодий осетровых и прочих ценнейших рыб, развитием в экологически оздо­ровленной прибрежной полосе курортных и тури­стических зон.

Другая идея предполагала превращение Темрюкского района в экономически самостоятель­ную зону. Району устанавливались бы на пяти­летку твердые задания по обязательным поставкам зерна, овощей, винограда, продуктов животновод­ства и рыбного промысла. Москва и Краснодар не вмешивались бы в текущую хозяйственную дея­тельность сельскохозяйственных и перерабатыва­ющих предприятий района, в распределение капи­таловложений, машин и материалов, поступавших в плановом порядке в Темрюк, а вся продукция, произведенная в районе сверх контрольных цифр, реализовывалась бы на коммерческой основе.

Директора совхозов и председатели колхозов, с которыми обговаривалась данная модель, заве­ряли, что в первый год обретения их предприя­тиями самостоятельного статуса эффективность хозяйствования при сходных погодных условиях возрастет на 40—50 процентов, во второй год — примерно на четверть, а в последующий период станет повышаться на 10—12 процентов в год. По­добные обязательства, подчеркивали директора, смогли бы быть выдержаны при условии, что руб­ли, вырученные на рынке, превратятся в машины, удобрения, горючее, цемент, дерево и другие фон­дировавшиеся в те времена материалы.

Изложенные предложения с комментариями были доведены мною до сведения заведующего сельхозотделом ЦК КПСС Карлова, довольно влиятель­ного лица в тогдашнем партаппарате. Он внеш­не доброжелательно воспринял услышанное, занес наши расчеты в свой рабочий дневник для доклада по «назначению». Если появится что-то существен­ное или возникнут вопросы, меня разыщут. На сем мы и расстались.

До 1986 года ни вопросов ко мне, ни «су­щественной» информации не обнаружилось. Тем временем мой депутатский мандат в Темрюке ис­тек. А.Ф. Куимджиева перевели на хозяйственную работу в Краснодар. Его вроде бы и не наказали за своемыслие, зарплата даже приросла, но зани­маться с тех пор этому человеку индивидуального склада выпало больше консервами, чем людьми.

С возвращением в «большую политику» и, глав­ное, с обнаружением адресата, склонного, по всей видимости, внимать не прихорошенному мнению, я опять обратился к долблению камня. Самое луч­шее — всем миром поднатужившись, сдвинуть его прочь, перестать об него спотыкаться. Но так не получалось. Стало быть, надо брать терпением.