Роман Редлих - Сталинщина как духовный феномен

Если в недрах учения Маркса и Энгельса и заложено немало догматических тенденций, если уже в нем можно открыть ряд противоречий между наукообразной и верообразной его сторонами (что превосходно сделано еще до революции, например, П. И. Новгородцевым в его книге «Об общественном идеале»), то в нем всё же не содержится ни одного откровенного догмата. Утверждение непогрешимости марксизма есть важнейшее из новшеств, внесенных Лениным в коммунистическую теорию. Только в свете этого утверждения можно по-настоящему понять глубокое духовное отличие ленинизма и сталинизма от классического марксизма, отличие, означающее не просто акцентирование волюнтаристических и догматических элементов у Маркса и Энгельса, но гораздо больше — превращение всей их теории в целесообразную фикцию, укрепленную не менее целесообразной и не менее фиктивной догматикой.

В отличие от социал-демократии XIX века, коммунизм в лице Ленина из всей марксистской теории до конца и всерьез принял только одно положение: теория существует для нужд практики, она создается ради практики, она обслуживает практику, она есть «оружие в классовой борьбе», средство для достижения цели. Был ли Ленин довольно проницателен, чтобы понимать, что такая «теория» имеет весьма мало общего с истиной, а тем более с истиной несомненной, или он сам поверил в непогрешимость своего догмата, в конце концов, безразлично. Он, конечно, хорошо понимал, что о возможных здесь сомнениях ни в коем случае нельзя говорить, так как это может свести на нет как раз практическую эффективность «теории». И он научился сам и научил своих последователей говорить о ней так, как если бы они фанатически её исповедовали, предоставив тем из них, кто способен понять, что у коммунизма по существу нет никакой теории, а есть лишь обслуживающие практику теориеобразные положения, понимать это исключительно про себя.

Кричащие логические противоречия, как внутри самой марксистской доктрины, так и в отношениях ее к выдвинутому Лениным догматическому постулату, «преодолеваются», вернее более или менее убедительно прикрываются, применением так называемого «диалектического метода», дополняемого в случае надобности учением о «мобилизующей и преобразующей роли идей», об «обратном воздействии надстройки на базис» и превращением антагонистических противоречий в «неантагонистические». Схоластические фигуры, употребляемые при этом, мы оставим без рассмотрения; они всегда имеют одну и ту же задачу: доказать правоту генеральной линии партии. С их помощью сам Сталин в «Кратком курсе» установил, что основанная на непримиримом антагонизме классовая борьба, таящая в себе гибель любого общественного строя, в социалистическом обществе превращается в неантагонистическую «критику и самокритику», эту «подлинную движущую силу развития социалистического общества, могучий инструмент в руках партии, новый вид движения, новый тип развития, новую диалектическую закономерность». С их помощью воспитанные Сталиным теоретики без большого труда показали, что, например, паспорт в царской России был средством полицейского террора и порабощения, а в Советском Союзе стал свидетельством свободы человека, что бесплатное обучение до 1939 года было величайшим достижением советской власти, а в 1939 году таким же величайшим достижением оказалось введение платы за обучение и т. д. и т. д.

В результате советская жизнь наполнилась фикциями. Тоталитарный практицизм абсолютного властвования оброс таким количеством псевдонаучных, псевдорелигиозных и псевдопропагандных условностей, что в СССР никого решительно уже не возмущает, когда слова расходятся с делом. Слова увязываются со словами, а дела с делами. Теоретическое, или, если угодно, пропагандное положение о «любви и уважении» советского народа к органам государственной безопасности, например, есть фикция, прикрывающая совершенно противоположные чувства. Решительно все в Советском Союзе знают зто, и решительно все делают вид, что принимают эту фикцию за несомненную истину, выражая свою горячую веру в нее всеми полагающимися средствами вплоть до «бурных, долго не смолкающих оваций» по адресу руководителей политической полиции и доносов на своего ближнего.

Фиктивен в Советском Союзе «трудовой энтузиазм широких масс», «веселая и зажиточная жизнь», «гениальность родного Сталина» «преданность делу Ленина-Сталина» и сотни других пропагандных лозунгов, основанных на столь же фиктивных теоретических положениях о «бесклассовом обществе», «построенном социализме», «морально-политическом единстве советского народа», «подлинной демократии» и т. д.