Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Я доволенъ и свободенъ. Мнѣ кажется, словно я сижу въ укромномъ уголкѣ, и мнѣ вовсе не нужно торопиться домой. Я научился говорить «щи». Вовсе не многіе умѣютъ это, но я могу не только сказать, но даже написать это слово безъ помощи нѣмецкаго «ш». Щи — это мясной супъ, но не обыкновенный, непозволительно скверный мясной супъ, а чудесное русское кушанье съ наваромъ изъ разныхъ сортовъ мяса, съ яйцами, сметаной и зеленью. Такимъ образомъ, я требую щи и получаю ихъ. Только кельнеръ хочетъ мнѣ нѣсколько помочь и приноситъ мнѣ также различныя другія вещи. Ко всему этому я спрашиваю самостоятельно икры, все равно, кстати это, или нѣтъ. Я заказываю себѣ также пива.

Вдругъ въ открытой двери останавливается длинноволосый священникъ, крестится и благословляетъ насъ, а, сдѣлавъ это, идетъ далѣе внизъ по улицѣ. Я очень радъ, что нашелъ этотъ трактиръ; недалеко отъ меня сидитъ парочка честныхъ старичковъ, болтаетъ и ѣстъ; лица ихъ не безобразны и не сморщены, какъ у большинства старыхъ людей, но наоборотъ свѣжи и открыты, а волосы все еще густы. Славяне! думаю я и смотрю на нихъ, этотъ народъ будущаго, побѣдителей міра послѣ германцевъ! такой народъ можетъ породить литературу подобную русской безграничную, все перевернувшую, изливающуюся восемью горячими потоками отъ восьми гигантовъ поэзіи. Намъ всѣмъ понадобится немало времени, чтобы только освоиться съ ней и къ ней приблизиться.

Однако театральную литературу предоставляютъ они всего охотнѣе иностраннымъ писателямъ. Люди приходятъ и уходятъ. Входитъ компанія нѣмцевъ, усаживается невдалекѣ отъ моего столика, громко болтая за бутылкою пива и безпрестанно восклицая: «Donner-wetter» или «Famos». По ѣдѣ и напиткамъ, которые имъ подаютъ, я вижу что они намѣреваются сидѣть долго и дѣлаю потому служителю знакъ, чтобы онъ отодвинулъ мой приборъ въ глубину залы, поближе къ деревьямъ садика; однако онъ не понимаетъ меня. Тогда одинъ изъ нѣмцевъ весьма любезно спрашиваетъ, что мнѣ угодно, и я вижу себя вынужденнымъ воспользоваться его помощью. Мой столикъ отодвинутъ, но я забылъ поблагодарить нѣмца, и поэтому пришлось опять итти назадъ черезъ всю залу.

Кельнеръ подаетъ мнѣ мясо. Собственно говоря, мнѣ кажется немыслимо ѣсть что-либо послѣ щей, но кельнеръ, вѣроятно, правъ, предполагая, что лишь человѣкъ, какъ слѣдуетъ поѣвшій, достаточно долгое время остается выносливымъ. Мнѣ хочется курить и выпить кофе, и я получаю, какъ папиросы, такъ и кофе, при чемъ мнѣ приходится объясняться знаками не болѣе разу.

За однимъ изъ столовъ сидитъ цѣлое общество, повидимому, одна семья, состоящая изъ отца, матери, двухъ сыновей и одной дочери. У молодой дѣвушки темные огромные глаза, серьезные и глубокіе, въ которыхъ отражается ея внутренній міръ. Руки ея велики и длинны. Я смотрю на нее и подыскиваю выраженіе, которымъ бы могъ охарактеризовать ея существо и образъ: она вся нѣжность. Сидитъ ли она тихо, наклоняется ли въ сторону, или смотритъ на кого-либо, въ каждомъ движеніи сквозитъ нѣжность. Взглядъ ея глазъ открытъ и мягокъ, какъ взоръ, бросаемый кобылицею на своего жеребенка. Я читалъ, что у славянъ выдающіяся скулы и всѣ они обладаютъ этой особенностью; крупныя скулы дѣлаютъ ихъ лица похожими на лошадиныя, но на нихъ интересно взглянуть. Вскорѣ глава семейства расплачивается, и вся компанія удаляется.

Я остаюсь сидѣть за своимъ сплошь уставленнымъ столикомъ, и кельнеръ ничего не принимаетъ. Это и хорошо; если мнѣ все-таки въ концѣ концовъ захочется съѣсть кусочекъ мяса, мнѣ не будетъ въ этомъ отказано. И дѣйствительно, я начинаю поглядывать на ѣду; кто будетъ увѣрятъ меня, что кофе и табакъ неумѣстны при этомъ? Коротко сказать, я здѣсь самъ себѣ господинъ и могу принять любое рѣшеніе. И я храбро приступаю къ мясу.

Сижу и чувствую себя какъ дома, совершенно въ своей стихіи. Это самый уютный ресторанъ, въ которомъ я когда-либо бывалъ. Вскорѣ я встаю съ мѣста, подхожу къ иконѣ, кланяюсь передъ ней и трижды крещусь, совсѣмъ такъ, какъ, видѣлъ я, дѣлаютъ это другіе. Никто, ни слуги, ни посѣтители не обращаютъ на это вниманія, и я не ощущаю ни малѣйшаго смущенія, когда снова возвращаюсь на свое мѣсто. Единственное испытываемое мною чувство это — радость, что я нахожусь въ этой великой странѣ, о которой столько читалъ. Все это выражается внутреннимъ ликованіемъ, котораго я въ настоящую минуту не имѣю малѣйшей охоты обуздывать. Я начинаю напѣвать, не желая тѣмъ никого оскорбить, а единственно для того, чтобы порадовать себя самого. Я взглядываю на масло, стоящее на моемъ столикѣ и вижу, что оно было отжато руками, на немъ ясно видно два явныхъ оттиска пальцевъ. Ничего, думаю я, на Кавказѣ можетъ случиться и хуже; масло нѣжный товаръ. Самъ того не сознавая, провожу я нѣсколько разъ вилкой по маслу, чтобы сгладить слѣды пальцевъ. Затѣмъ я ловлю себя на такой психологической непослѣдовательности и не поддаюсь дальнѣйшимъ внушеніямъ.