Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Этотъ офицеръ и оба мужика не выходятъ у меня изъ головы. Онъ, навѣрно, былъ ихъ господиномъ. Быть можетъ, ему принадлежалъ городъ, гдѣ мы стояли, ему же, статься можетъ, принадлежалъ и замокъ Copia моріа, видѣнный нами нынѣ утромъ, и всѣ тѣ безчисленныя мили чернозема, которыя мы съ тѣхъ поръ проѣхали. Стоять! сказалъ онъ этимъ людямъ, и они остановились.

Когда Николая I преслѣдовала однажды на петербургскихъ улицахъ угрожающая толпа черни, то онъ оглянувшись кругомъ, протянулъ руку и вскричалъ своимъ громовымъ голосомъ: на колѣни! Толпа пала на землю.

Человѣку, который умѣетъ повелѣвать, покоряются. Какому-нибудь Наполеону повиновались съ упоеніемъ; было наслажденіемъ повиноваться ему. И русскій народъ все еще способенъ на это.

Валишевскій говоритъ въ своемъ сочиненіи о Петрѣ Великомъ: когда Берггольцъ въ 1722 г. въ Москвѣ присутствовалъ при казни колесованіемъ трехъ преступниковъ, старѣйшій изъ нихъ умеръ послѣ шестичасовой пытки, оба другіе его пережили. Одинъ изъ нихъ въ тяжкихъ мученіяхъ немного поднялъ свои изуродованныя руки, чтобы отереть съ лица потъ, замѣтилъ, что нѣсколько капель крови попало на колесо; онъ засмѣялся этому. Потомъ онъ приподнялъ изуродованную руку еще разъ и вытеръ съ колеса кровь, насколько могъ. Съ такими людьми можно многаго достигнуть. Но тамъ, гдѣ понадобится пересилить ихъ инстинкты, ихъ представленія и предразсудки, наврядъ ли далеко уйдешь съ одной только мягкостью. Тогда приказаніе, царское слово, кнутъ творятъ чудеса. Стоять! приказалъ офицеръ. И мужики остановились….

Господинъ, стоящій подлѣ меня, что-то говоритъ мнѣ. Я не понимаю его, но такъ какъ онъ въ то же время указываетъ на мою куртку, то я догадываюсь, что дѣло идетъ о стеариновыхъ пятнахъ. Я прямодушно объясняю ему на своемъ старомъ норвежскомъ языкѣ, что только и жду одного человѣка, который долженъ тотчасъ прійти со всевозможными жидкостями и утюгами, чтобы вывести стеариновыя пятна. Лицо этого господина принимаетъ сострадательное выраженіе, какъ будто бы онъ не особенно вѣрилъ въ то, что человѣкъ этотъ когда либо появится. И безъ дальнѣйшихъ разговоровъ онъ начинаетъ тереть мою куртку своимъ рукавомъ. Пенснэ его падаетъ на землю, но онъ не обращаетъ на это вниманія, а третъ себѣ да треть. Немножко погодя, стеаринъ начинаетъ исчезать. Я вижу къ моему изумленію, что имѣю дѣло съ мастеромъ своего дѣла, и что бѣлая полоса на моей курткѣ наконецъ совсѣмъ пропадаетъ. Я раздумываю, что бы мнѣ дать этому человѣку: мою визитную карточку, сигару или рубль. Карточка кажется мнѣ наиболѣе изящнымъ способомъ выразить свою благодарность; но, когда я принимаюсь ее разыскивать, то не нахожу ни одной, онѣ запрятаны, по всей вѣроятности, въ одномъ изъ сундуковъ. Итакъ, я ограничиваюсь тѣмъ, что благодарю господина, принося свою благодарность на всѣхъ извѣстныхъ мнѣ языкахъ, а онъ въ отвѣтъ смѣется и киваетъ мнѣ изо всѣхъ силъ. Мы словно заключили дружескій союзъ на всю жизнь; человѣкъ заводитъ со мною разговоръ по-русски.

Всего я, правда, не понимаю, къ сожалѣнію, — это немыслимо для меня, но я замѣчаю, что онъ говоритъ о стеаринѣ, потому что слово стеаринъ попадается въ его рѣчи нѣсколько разъ. Главный предметъ его разговора такимъ образомъ понятенъ мнѣ, но я не могу отвѣчать ему, онъ, кажется, не понимаетъ ни одного изъ моихъ нарѣчій. Онъ призываетъ къ намъ еще нѣсколькихъ другихъ людей и втягиваетъ ихъ также въ разговоръ, — въ концѣ-концовъ около меня стоитъ человѣкъ десять. Тогда я не считаю болѣе возможнымъ молчать и начинаю снова весело говорить по-норвежски и говорю не меньше другихъ.

Противъ всякихъ ожиданій дѣло идетъ на ладъ, они киваютъ мнѣ, и всякій разъ, когда я что-нибудь говорю и покрываю ихъ голоса своимъ громкимъ голосомъ, они оказываются совершенно согласны со мною. Между моими слушателями замѣчаю я и того служащаго, который нѣсколько разъ обѣщался мнѣ вывести стеаринъ съ моей куртки, и, когда я показываю ему свою куртку, на которой нѣтъ больше пятенъ, онъ говоритъ что-то и киваетъ головой, съ своей стороны крайне довольный этимъ обстоятельствомъ.

Тогда мои спутники по поѣзду высовываютъ головы за дверь и не могутъ постигнуть, что это за норвежцевъ я тамъ вдругъ нашелъ. Скоро они принимаются громко и безъ стѣсненія хохотать, и этотъ смѣхъ поражаетъ моихъ слушателей, которые одинъ за другимъ начинаютъ умолкать и расходиться.

Близъ маленькой станицы, гдѣ мы останавливаемся, молотятъ на твердо-убитой глинистой почвѣ степи хлѣбъ. Пшеница многими связками разложена по полю. По снопамъ этимъ ѣздятъ кругомъ лошади и быки, пока, наконецъ, колосья не растоптаны до тла. И это называютъ здѣсь молотитъ.