Иван Миронов - Родина имени Путина

Неопределенность — мерзкая штука. Когда ты не знаешь, чего и где ждать, нервы вытягиваются в струну. Для меня этот моральный угар продолжался дней десять. Я был ни в ком и нив чем не уверен, не знал, куда податься и что делать. Мысли хаотично крутились в голове, и это броуновское движение перебивал только сон. А вот спалось сладко. Башка и нервы за день нагревались так, что лишь тело касалось кровати, тут же срубало. Часов в одиннадцать подъем — все по новой, новости, слухи и никакой конкретики. А иногда случались ничем не объяснимые приступы счастья.

До Смоленска пробились за три часа. Перед городом тормознули обедать в уютной хибаре со звучным мясным названием. Официантка — бледная, словно почетный донор, девочка с некрасивыми пальцами в облупившемся розовом маникюре теребила край серого передника, запоминая наш нехитрый заказ: два борща, две палки шашлыка и мне двести водки: размягчить нервы.

Товарищ, подписавшийся вывезти меня на Украину через Белоруссию, не отличался словоохотливостью и, дабы соответствовать моменту, изображал напряженную задумчивость. В собеседнике я не нуждался, гадая про судьбу на спиртовых парах. Не заглядывай в будущее, когда тебя там нет, но не оплакивай себя, пока еще дышишь. Топи разум в забытье, трави прогнозы уксусом воспоминаний, отдайся фатализму и поклонись неизбежности.

Нагрудный карман куртки оттягивали двадцать тысяч долларов, паспорт и удостоверение помощника депутата — весь багаж, который успел захватить из прошлой жизни.

— Ехать пора. — Вадим поднялся, суетливо расплатившись.

Девочка под желтой биркой «Юлия» с плохо скрываемым счастьем подобрала по счету деньги, живенько скалькулировав щедрые чаевые.

— Удачи вам! — вырвалось у нее неожиданно для себя самой.

Я очнулся. Растворившись в адреналиновом безвременье, я впервые почувствовал под ногами землю. То ли наивная искренность девочки, то ли искренняя ее благодарность за две мятые купюры вернули меня к жизни, разбудили волю, подарили надежду. Вадим меня услышал. Глаза товарища, стелившиеся бельмами строгой обреченности, вдруг дернулись в ее сторону, изобразив восторженное удивление и сердечное спасибо.

«Удачи вам!» и Вадим, тяготившийся ролью катафальщика, разом воспрял, причастившись единой опасностью, единым риском.

Мы сели в машину. Голова заработала, мозги включились. События вновь стали обретать смысл и логику. Риск, от которого я только что бежал, постепенно обретал манящую привлекательность. Душа, задавленная страхом, встрепенулась, задышала и потребовала к себе внимания. Животный инстинкт самосохранения, уносивший меня от российских ментов, догорал на вспыхнувшей человеческими страстями жажде любить и бороться. Я вдруг понял, что не готов расплатиться этой жаждой за 90 килограммов костей и мяса, пусть даже и собственных.

— Не парься, Вань, — аккуратно обмолвился Вадим. — Отдохнешь заодно. Погуляешь по тамошнему буфету. Хохлухи опять-таки. Не Москва тебе. Эх, если бы не жена и работа, сам бы занырнул с тобой на месячишко. Я тебя по праздникам навещать буду. На майские и приеду, ты как раз освоишься, связи наладишь.

— Останови, — я небрежно махнул рукой в сторону проплывающего леса.

— Ты кому звонить собрался? — напряженно протянул Вадим, наблюдая, как я достаю накануне купленный телефон с незарегистрированной симкой.

Я же молча, словно боясь поддаться на уговоры товарища, набрал любимые цифры: 8916-590.

Ответила сразу, ждала услышать.

— Привет! Что делаешь сегодня вечером?. Тогда в десять. Там, где все начиналось.

— Ты чего творишь? — Вадим инстинктивно даванул на газ, протащив машину по весенней слякоти.

— Разворачиваемся, — еле проговорил я.

— Куда разворачиваемся?! — запаниковал товарищ.

— Домой. Остаюсь.

— Посадят же. Лет на двадцать. Запытают ведь. Это же заказ. Им все no херу: закрыть, убить, искалечить.

— Замолчи, без тебя тошно. Поворачивай. Дома и умирать уютно. Не ментам наше время мерить. — К удивлению Вадима, я закурил неудачно. — Как вы курите это дерьмо? Куда ты едешь? Разворачивайся. Решили.

— Может, передумаешь? — Он скинул скорость.

— Уже передумал. Ты-то что причитаешь? Домой к жене не по кайфу? И вдвоем всяко веселее возвращаться. И в центр меня добросишь.

Она не опоздала. Приехала раньше. Пятачок перед рестораном был забит машинами.

Место для подобной встречи было выбрано крайне неудачно. Хотя я и осознавал, что грамотную наружку обнаружить дилетанту практически невозможно, все же досадовал на себя за глупую непредусмотрительность. Я стоял в пяти метрах от знакомых габаритов, не решаясь подойти. Если они пробили близкий круг, то она железно под «колпаком», а значит, от тюрьмы меня отделяет несколько шагов. А если нет? Если обложили только моих родителей, а ее не просчитали, или не успели просчитать. «Не успели», — это звучало более убедительно. Просчитать — просчитают, достаточно поднять распечатки смс, где мы словно перед алтарем, и станет ясно, по какой орбите я кручусь. Ведь по-любому пробили! Да и возвращаться плохая примета. Зря! Все зря! Я резко подошел к машине. Зачем-то огляделся по сторонам, исподтишка, воровато, как будто плохо репетировал дурацкую роль. Взялся за ручку правой двери. Кровью резануло виски, пальцы налились свинцом до онемения. Захотелось перекреститься, так искренне и истово, что явно ощутил треск во лбу от мысленного троеперстия. Дернул ручку, затвор замка эхом пронзил нервы. Затылок съежился от предвкушения окрика или удара. Оглянуться бы, но не смог от бессилия и бессмыслия. Быстро распахнул дверь, словно уверовав, что за ней спасение.