Бо Ян: Эти отвратительные китайцы. Фрагменты книги

Кто самые жестокие и суровые люди во всем Китае? Не иностранцы, а китайцы. Кто распродает страну? Тоже не иностранцы, а китайцы. Кто больше всех клевещет на Китай? Не иностранцы, а китайцы.

В Малайзии случилась такая история: два приятеля работали на предприятии по добыче полезных ископаемых, один из них написал донос на некоего человека, причем очень серьезный; при расследовании выяснилось, что доноситель был из круга старых друзей: они все вместе приехали из Китая и основали предприятие. Приятели спросили у него, почему он так подло поступил. Тот ответил: «Дело делом, но все вы сейчас важные птицы, а у меня работа не ладится, на кого же мне доносить, если не на вас?» Так что китайцев «подвергают чисткам» китайцы же. В такой большой стране, как, например, США, человек — словно капля в море, кто узнает, что он незаконно въехал в страну? Но вот если на него донесут… А кто донесет? Его товарищ китаец и донесет.

Многие друзья говорили мне: если твой прямой начальник китаец, нужно проявлять особую осторожность, он не только не повысит тебя, но при сокращении избавится от тебя в первую очередь, потому что ему нужно «продемонстрировать», что он «бескорыстен»: не преследует личных интересов. Разве можно сравнить нас с евреями? Мне часто приходилось слышать: «Мы, как евреи, такие же трудолюбивые». В газетах говорят: в израильском кнессете разногласия, у них три человека — три мнения. Но они сумели подавить распри. Приняв решение, все его придерживаются и, несмотря на споры и смуту, сражаются плечом к плечу. Даже окруженные со всех сторон врагами, они проводят выборы! В Китае три человека — тоже три мнения, однако от Израиля нас отличает то, что китайцы, приняв решение, идут в трех разных направлениях. К примеру, один предлагает поехать в Нью-Йорк, другой — в Сан-Франциско. Проголосовали — решили ехать в Нью-Йорк. Если бы это были израильтяне, вероятно, они бы туда и поехали. Но если это китайцы… хм… «Ты поезжай в Нью-Йорк, а мне нужна свобода, так что я — в Сан-Франциско». В одном британском фильме дети поспорили: одни хотели лазать по деревьям, другие — плавать, шумели что есть мочи, потом надумали голосовать, проголосовали и решили: будем лазать по деревьям. Меня это восхитило: демократия — это не формальность, это часть жизни. Наша демократия — «показательная»: во время голосования большие чиновники фотографируются, чтобы продемонстрировать, что они снисходят до принятия новой должности. Демократия не стала частью их жизни, она стала частью их шоу.

То, что китайцы не умеют объединяться, их междоусобные распри — врожденный порок. Но дело не в природе китайцев, а в том, что в китайской культуре есть самовысеивающийся вирус, который проявляется в критические минуты и лишает нас способности к самоконтролю. Мы ясно сознаем, что сами развязываем междоусобные войны, — и все равно воюем. Если котел лопнет — ну и что, пусть все будут голодными, небо обрушится — ничего, тот, кто ростом повыше, сможет его поднять.

Под влиянием «философии междоусобных войн» у нас, китайцев, выработалось особое поведение: «Умру, но не признаю ошибку». Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы китайцы признавали свои ошибки? Если вы услышите, как китаец говорит: «Это по моей вине», — радуйтесь за нацию. Когда моя дочь была маленькой, я как-то раз шлепнул ее, оказалось — напрасно, она сильно плакала, я мучился, думал, какая она маленькая и беспомощная, может рассчитывать только на отца и мать, а они вдруг рассердились на нее, как это страшно. Я обнял ее и сказал: «Прости меня, папа ошибся, папа ошибся, обещаю больше так не делать, хорошая девочка, прости папу». Она долго не могла успокоиться. После этого случая у меня долго болела душа, но, признаюсь, я был очень горд собой: я смог признать ошибку.

Китайцы не привыкли признавать свои ошибки, наоборот, у них всегда наготове тысяча уловок, лишь бы скрыть их. Пословица говорит: «Закрой двери — обдумай ошибки». Чьи же это ошибки? Только чужие!

Когда я преподавал, мои студенты вели по моей просьбе личные дневники: оценивали критически свое поведение за прошедшую неделю. Вот какую самокритику мне приходилось читать: «Сегодня меня обманул такой-то. Я так хорошо к нему относился, из-за моей доброты он меня и обманул». Тогда я читал «самокритику» другой стороны — тоже говорит, что был слишком доверчив. Каждый в своей «самокритике» полагает, что он слишком добр, кто же тогда не добр? Мы не умеем признавать свои ошибки — утратили эту способность. Итак, мы их и не признаем, зато мы их допускаем. Ведь это заблуждение, что если мы не признаем ошибок, то мы их и не делаем. Для того чтобы скрыть ошибку, китайцам приходится прикладывать большие усилия, и они совершают еще больше проступков, чтобы доказать, что первая ошибка вовсе не была ошибкой. Китайцы любят громкие и пустые слова, часто говорят неправду, еще больше они любят слова ехидные, злые и ядовитые. Мы без конца хвастаем, что китайская нация — сильная и могучая, что китайская традиционная культура способна пустить корни во всем мире. Но этого не происходит, и все оборачивается хвастовством и пустословием.