журнал Русская жизнь - Дача (июнь 2007)

Комарово: вид со стороны некрополя

Есть нечто, что безусловно роднит обитателей скромного дачного поселка под Петербургом с жителями ряда промышленных гигантов нашей страны. Скажем, легко представить себе жителя Иваново, который убил брата за неосторожное упоминание «города невест». Я встречал уроженца Саратова, утверждавшего, что при первых звуках песни «огней так много золотых, а я люблю женатого» у него начинается головокружение, появляется высыпание на кожных покровах, фиксируется сильное потоотделение. Знакомы такие чувства и жителям Самары («городок, беспокойная я»). Можно припомнить и другие топонимы, ставшие жертвами эстрадной индустрии. Комарово - среди наиболее пострадавших.

Когда в середине 80-х со скоростью тропической пандемии стала расти популярность песни «На недельку, до второго», на тенистых аллеях и узких тропах Комарово стали появляться группы граждан нехарактерного для этих мест вида. Это были первые комаровские туристы. До того мифология локуса носила, так сказать, сегментовый характер - потребителем и движителем ее выступали агенты одного узкого сегмента. У окружающих Комарово с двух сторон Репина и Зеленогорска (Куоккала и Териоки, соответственно) за столетие сформировалась гордая стать всенародных культурных символов. Туда возили на экскурсии пациентов близлежащих санаториев. Там - громкие имена, патентованные «легенды и мифы», атрибуты интенсивной духовности. В Куоккале - музей художника Репина, «за этим столом собирался весь цвет…» Свет нынешний собирается за другим столом - в ресторане с двусмысленно-бордовой неоновой вывеской «Шаляпин». В Териоках музеев не было, ресторанов нет и сейчас, но есть «достопримечательности», обозначенные грязно-серыми мемориальными досками с золотыми буквами. Комарову до известного момента не доставалось ничего. Оно, конечно, тоже было символом, но вот таким, промежуточным, для посвященных. Конечно же, эта обособленность придавала месту манящий шарм. Немногие знали, какая там разлита духовность, но уж те, что знали, могли уверенно чувствовать себя причастными к миру всего высокого и прекрасного. И вдруг, пожалуйста, понаехали целые толпы в поисках Игоря Скляра. Нет, здесь привыкли к более изысканной публике.

Первым местным дачником музейного уровня считается художник из круга передвижников Иван Владимиров. Он старательно запечатлевал пейзажи Келомякк (так Комарово называлось до 1948 года), составил подробный план местности, на котором педантично указал не только расположение дачных строений, но и имена их владельцев. То есть принес много пользы пытливым современным краеведам. Однако главная особенность его натуры - артистический авантюризм. В историю он вошел как своего рода предтеча Черубины де Габриак. Дело в том, что Владимиров предложил свои полотна на первую выставку «Мира искусства», где их решительно отвергли за топорный реализм. Художник обиделся и задумал коварную месть. Вернувшись в свои Келломяки, он принялся писать те же пейзажи, но имитируя манеру ненавистных модернистов. Готовую продукцию он под финским псевдонимом подал на следующую выставку. Мирискусники пришли в восторг, Александр Бенуа в письме выражал чухонскому единомышленнику горячую поддержку. Не успела выставка закрыться, как Владимиров эффектно сбросил маску, рассказав в интервью «Биржевым ведомостям» о своем предприятии. Случился афронт. Бенуа потребовал, чтобы Владимиров немедленно забирал свою писанину и больше никогда ее не показывал, однако тут же выяснилось, что вся она продана без остатка в отличие от работ других участников выставки. Но совершенно неожиданно в эстетическом сознании Ивана Владимирова вся эта история сделала революционный переворот. Суровый реалист действительно превратился в манерного новатора - импрессиониста, сезаниста, кубиста и пуантилиста одновременно. В этой немыслимой стилистике и выдержаны все поздние работы Владимирова. На них, как правило, изображены те же Келомякки. И в этом образе - изнасилованном стихийным творческим методом - как-то невольно выражено предчувствие судьбы селения.

Сегодня здесь действует музей, при входе в который висит обращение к посетителю: «Экспозиция строится принципиально демократично, таким был и является поселок. Равновелики для его истории Д. Шостакович, А. Ахматова, В. Соловьев-Седой, Н. Черкасов, Г. Козинцев, Е. Шварц, Д. Лихачев, И. Бродский». Великодушно. Но не то чтобы последовательно. Видал этот поселок и других равновеликих. Для истории они, пожалуй, будут и более показательны.