Дмитрий Губин - Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Нет, серьезно: я убежден, что случись, скажем, камню из космоса попасть в мирную избу и покалечить ее обитателей (а недавно, помните, роль небесной пращи могла сыграть станция «Мир») – как тут же пойдет поиск виновных. Ракетно-космические войска, Академия наук, евреи, американцы, местные власти – словом, кто-то за небесный промысел должен ответить. А затем будет спущен циркуляр: запретить постройку домов без согласования с обсерваторией. Ну, а дальше случится известно что: очереди к астрономам, взятки, фирмы-посредники, контроль за посредниками и взятки среди контролеров… Тьфу.

Ну, а теперь – грустная история семьи Тригоровских.

Жила-была в этой семье девочка Лена, прелестное существо невинных лет (фамилию семьи я на всякий случай изменил). И вот однажды она взяла в школьной библиотеке книгу Дмитрия Емца «Гроб на колесиках». Не знаю, что ее подвигло. Возможно, она слыхала, что Емец – это создатель книг о Тане Гроттер, нашего ответа Гарри Поттеру, а возможно, резонно сочла, что «Гроб на колесиках» – это книга страшилок, которыми дети любят друг друга пугать.

Сразу скажу, что, с моей точки зрения, Дмитрий Емец напугать своей книгой никого не в силах, кроме ревнителей богатств русского языка (цитата: «Что касается моего среднего братца Утопленника, то он подвергся нападению Полосатых носков. С носками-то он справился, но они позвали на помощь Карябалу. В результате Утопленник теперь выглядит очень скверно, даже хуже Двуголовика»). То есть читать как-то тянет не очень. Но девочка Лена прочла. И отъехала своим сознанием туда, откуда приезжает гроб на колесиках. Она начала рисовать исключительно гробы, кресты, могилы, вообще все то, что обычные дети редко рисуют – и загремела, наконец, в соответствующую клинику.

Я специалист по детской психике небольшой: психотерапевт Александр Теслер, академик РАМН, уверял, что от одной книжки такого случиться не могло, что книжка могла в худшем случае сыграть роль детонатора при заряде, который отнюдь не книжкой был заложен. Но мама девочки Лены решила по-другому.

Она задала два вековечных русских вопроса, а к поискам ответа привлекла юриста, который, поразмыслив, сказал, что виноват, пожалуй, не писатель, и даже не издатель, а школьный библиотекарь, поместивший такую книгу в хранилище.

И начал составлять соответствующий иск, который, когда вы будете читать этот номер, возможно, уже будет подан в суд.

А на досудебном этапе история стала достоянием программы «Времячко» на ТВЦентре, к которой я имею отношение в качестве одного из ведущих.

«Времячко» пригласило в студию все могущие пролить свет на историю стороны – маму, адвоката, детского психолога, даже представителя, если не ошибаюсь, библиотечного коллектора (представители школы прийти отказались), и устроило перекрестный допрос.

Вы представляете, как это в эфире происходит: вот вам аргументы, теперь вы нам свои факты.

И когда страсти вскипели, как вскипает кофе в джезве, готовясь сбежать, я задал присутствующим в студии зрителям провокационный – то есть дурацкий, но резонный – вопрос: ребята, а может, надо просто ввести цензуру?

И публика, собравшаяся на прямой эфир с бору по сосенке, а потому обычно раскалывающаяся в своих оценках, вдруг выдохнула хором: надддаааа!

Еще не веря своим ушам, я попросил по вопросу о цензуре проголосовать. Кто за? – Лес рук. Кто против – ни одного, как на выборах Туркмен-баши. Все за: и молодые, и старики; и в шиньонах, и со стрижкой под «ноль»; и в очках, и в наколках.

Кто-то из моих коллег робко заметил, что, мол, не надо с водой-то ребенка! – но был смят единодушием зала. Люди хотели, чтобы их свободу выбора ограничили, и с радостью сбрасывали с себя груз выбора. Полагаю, не хотели слышать неприятный ответ на вопрос «Кто виноват?» – «Это я сам виноват! Это я не интересовался, как растут и что читают мои дети, мне было проще откупаться от них деньгами, игрушками, компьютером». Или даже еще более ужасный ответ: «Никто не виноват. Так случилось. И так будет всегда, потому что мораль, и, следовательно, вина существует лишь среди людей, а в мироздании никакой морали нет, и виновных искать бессмысленно, и остается страдать – в том числе оттого, что сделать ничего нельзя. Таков наш скорбный удел».

Но нет, такие мысли ни в единую голову не приходили. Мысль вообще есть работа души, а душа для сегодняшней России – понятие старорежимное. Есть добрый царь, он все решит за нас; есть злые чиновники, которые всю его мудрость изгадят и сделают плохо – и должна быть цензура, которую следует передать в руки все тех же чиновников, ибо есть надежда, что добрый царь их вразумит.