Дмитрий Губин - Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Русские, когда вырываются за границу, тратят вдвое больше европейцев: речь не об элитном, а о массовом туризме, о Турции-Египте. Русские сорят деньгами. Русские дают гигантские чаевые даже в тех странах, где их вообще не дают (и я знаю места, где этим испорчен сервис).

То есть русский средний класс (если он есть) – это вовсе не то, что под этим словом подразумевают в Европе.

И вот тут я подхожу к самому главному.

В попытках найти, описать и определить наш middle class все исходят из того, что Россия есть пусть специфическое, но продолжение европейского общественного уклада. Внешне – если судить по жилищу и платью – так оно и есть. Но Россия в своей тысячелетней глухой истории никак не Европа, и к этому коренному укладу она после периода штормящих 1990-х возвращается.

Средний класс – порождение пан-атлантической цилилизации, объединяющей Европу, США, Канаду, Австралию и отчасти ЮАР. И это не только уровень потребления, основывающегося на сходном понимании того, что разумно, а что – неразумно. Когда старая машина или телевизор не выбрасывается лишь оттого, что появились новые модели, а новые модели не приобретаются, чтобы потрясти соседа. Это определенный стиль жизни, уклад, основанный на приоритете закона, приоритете личности и приоритете свободы. Это и есть скелет среднего класса, а все прочее – потребительское мясо, наросшее во время индустриальной и постиндустриальной эпох.

Но вы попробуйте обнаружить мидцл-класс в другом цивилизационном устройстве! Где средний класс в Индии? Где – в Пакистане? Где – в Африке, в Китае, в Таиланде, в Полинезии, где там та самая «массовая консервативная сила, социальный балласт общества, не дающая ему перевернуться»? Там другие силы ответственны за непереворачиваемость: какая-нибудь пакистанская тайная полиция, какой-нибудь китайский КГБ, и классовая структура в той же Индии ну совершенно, абсолютно другая.

Россия внешне ужасно похожа на Европу, чем постоянно Европу смущает, заставляя требовать от нас то, чего они требуют от себя. Россия и сама обманывается, принимая себя за Европу.

Но внутри Россия куда ближе к Азии, где правят монарх, жус, клан, визирь, а народы взирают снизу вверх на светозарного правителя.

Поэтому наше социальное устройство куда ближе к азиатскому, – закрытому, понятному (и то не всегда) лишь своим. В России, как и в Азии, есть ужасно богатые, есть невероятно бедные, но есть и какие-то вообще неожиданные, типа индийских брахманов, которые, судя по их виллам и машинам – богатые, а судя по зарплатам в госструктурах – не дотягивают и до средних.

Пора изучать в себе то, что есть, а не то, что – по аналогии с Европой – нам хотелось бы иметь.

Поиск миддл-класса хорош там, где все прозрачно и ясно, у нас же определять миддл-класс – пустая трата времени. Хотя бы потому, что за поисками мифических миддлов мы не изучаем реально существующие классы, имеющие специфическое отношение и к производству, и к потреблению. А ведь безумно интересно хотелось бы знать, кто такие, с точки зрения стиля жизни, сегодняшние siloviki? Или хотя бы гаишники? Или плодящиеся, как кролики, госслужащие? Какую долю посетителей «Меги» или «Пятерочки» составляют? Мечтают о посудомоечной машине или об отдыхе на островах?

Вот где разгулье социологу!

Мы – русские. Это многое объясняет. И отсутствие миддл-класса, и подписание писем деятелями культуры по схеме: «княжи, скока хошь, царь-батюшка, и всыпь нам, ежли что, дуракам неразумным!».

Хотя это, кажется, совершенно другая тема. Как и тема о том, куда деваться тем, кто в такой России такими русскими быть не хотят.

2007

В России пока что действует та цензура, что с приставкой само-. Но не сомневаюсь, что и обычная скоро появится.

Из недавнего прошлого, которое я прежде наивно считал коммунистическим, а теперь полагаю чиновным, канцелярским, – российский народ вынес одну примечательную привычку.

Привычка состоит в том, чтобы ко всему дурному в жизни подходить с двумя вопросами: «Кто виноват?» и «Что делать?». Предполагается, что во всякой гадости есть виновный, подлежащий наказанию, а во всякой системе – возможность изменения. И что если переписать законы, подрегулировать что-то в функционировании государства – то и гадостей никто совершить не сможет.

В некоторых случаях этот подход срабатывает, но когда применяется ко всему подряд, без разбора – тут, конечно, ситуации образуются совершенно удивительные в этой вот вульгарной бюрократичности и полном игнорировании кипящей непостижимости бытия.