Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

Их представлял генерал Морис Гамелен (Gamelin), глава французского Генерального штаба к началу Второй мировой войны. Его мемуары (Servir, «Служить») во всей полноте демонстрируют интеллектуальные способности этого человека — и его неискренний характер. См. комментарии в книге: Young, Robert J. In Command of France («Во главе французского командования»), 1978. P. 48–51.

Термин «battlefield nuclear weapons» дословно переводится как «ядерное оружие поля боя», но в русском языке более часто применим другой термин: «тактическое ядерное оружие». В данном случае противопоставление «стратегическое — тактическое ядерное оружие» выстраивается по той же схеме, что и противопоставление стратегических бомбардировщиков — тактическим. В рамках той логики, которую выстраивает в книге автор, термин «ядерное оружие поля боя» был бы более уместен, но мы решили употреблять более привычную для русского слуха формулировку. — Прим. редактора.

Термин «увещевание» (suasion) включает в себя как «убеждение» (persuasion), так и «разубеждение» (dissuasion), во всех их формах. Эта тема обсуждается в Части III.

Мощность многих межконтинентальных боеголовок и бомб измеряется миллионами тонн в тротиловом эквиваленте («мегатонна»), тогда как большинство полевых видов ядерного вооружения обладают мощностью в тысячи тонн в тротиловом эквиваленте («килотонна»), то есть одной четырнадцатой частью мощности бомбы, сброшенной на Хиросиму, и одной девятнадцатой частью бомбы, сброшенной на Нагасаки. Взрывная волна, высокая температура и непосредственное радиационное воздействие укладываются в ту же пропорцию — и, если не принимать во внимание случай повышенной радиации («нейтронную» бомбу), то обычно именно воздействие взрывной волны намечает пределы эффективности применения оружия против сухопутных сил.

Как порою случается, в силу инерции, вызванной противоречивыми запретами, на вооружении альянса до недавних пор оставался один из видов оружия начала 1950-х годов, ракета «Честный Джон» (Honest John) с радиусом действия 40 километров, впервые поступившая в войска в 1953-м и остававшаяся на вооружении греческой и турецкой армий вплоть до конца 1980-х годов. См. IISS, Military Balance («Военный баланс»), 1985–1986. Р. 85–86.

Нынешняя стратегия НАТО была принята в 1967 году, сменив собою концепцию «массированного возмездия» (massive retaliation), предполагавшую большую легкость в применении ядерного оружия. Массированное возмездие, отвергнутое Соединенными Штатами с приходом к власти администрации Кеннеди, по настоянию Западной Германии и других государств-членов НАТО сохранялось в качестве стратегии альянса до 1967 года, когда Военный комитет НАТО, наконец, согласился принять новую стратегию, «гибкий ответ» (flexible response), официально провозглашенную в 1968 году в натовском документе МС 14/3, и пообещал предоставить дополнительные силы, требуемые для «стойкой» неядерной защиты. Из обширной литературы см., например: Burrel, Raymond E. Strategic Nuclear Parity and NATO Defense Doctrine («Стратегический ядерный паритет и оборонительная доктрина НАТО»), 1978. Р. 13.

Единонаправленное наступление советских бронетанковых войск могло зайти так глубоко, что оборона, достаточно эластичная для того, чтобы ослабить их натиск, едва ли вообще была в состоянии оборонять Западную Германию.

Losoer, Jochen. Wederrot noch tot («Ни красным, ни мертвым»), 1982.

Uhle-Wettler, Franz. Leichte Infanterie im Atomzeitalter («Легкая пехота в атомный век»), 1966. Оказавшая значительное влияние рекомендация «губчатой», «аморфной» обороны излагается в эпохальном труде: Brossollet, Guy. Essaisurla non-bataille («Эссе о не-сражении»), 1975.

Canby, Steven L. Territorial Defense in Central Europe («Территориальная оборона в Центральной Европе»), 1980, и многие другие труды того же автора.

Scotter, William. A Role for the Non- Mechanized Infantry («Роль немоторизованной пехоты»), 1980.

Сторонники этих схем не всегда помнили о том, что потребовалось бы должным образом децентрализованное распределение снабжение. Запасов потребовалось бы значительно больше, чтобы можно было распределить по небольшим складам или «схронам» (caches) по всей зоне боевых действий.

Представления об оцепенелости солдат, действующих как автоматы, может отражать всего лишь процесс дегуманизации врага, сопровождающий любой конфликт. Так, во время Второй мировой войны знание того, что величайшая сила немецкой армии состоит в ее исключительной гибкости, сосуществовало с представлением о немецких офицерах и солдатах как о марионетках и роботах. В действительности, конечно же, немецкая армия предоставляла широкое поле инициативы своим младшим офицерам и военнослужащим некомандного состава. В командовании и контроле иерархическая авторитарность мягко уступала место оперативной необходимости, причем так, что подражать этому не могла даже американская армия, не говоря уже о британской. И все же представляется, что Советская армия поражена оцепенелостью, по крайней мере на нижних ступенях командования, где команды нужно исполнять независимо от того, разумны они или нет. Это не отражает ни врожденных культурных ограничений, ни официальной доктрины (которая, конечно же, призывает широко проявлять инициативу на всех уровнях); скорее здесь сказывается фактический баланс институциональных поощрений: даже если успешная инициатива должным образом вознаграждается, наказания за ошибки, происшедшие вследствие действий, не разрешенных командованием, систематически строже, чем наказания за непродуктивное повиновение. Война в Афганистане, как можно было предвидеть, вылилась в официальные требования «большей инициативы». Сравнительный анализ институциональных структур см.: Gabriel, Richard A. The Antagonists («Антагонисты»), 1984.