Наум Синдаловский - И смех, и слезы, и любовь… Евреи и Петербург - триста лет общей истории

Чего только не говорили о председателе Временного правительства среди дезертировавших с фронта солдат и полуграмотных мужиков, поверивших обещаниям ленинских комиссаров! О нем сочиняли пословицы: «Керенский плут, моряков впрягал в хомут, в Питере бывал, на полу спал, как бы не упал», придумывали прозвища, самым мягким из которых было «Херенский», распевали частушки:

Одним из первых распоряжений Временного правительства Керенского было освобождение из тюрем двадцати тысяч уголовников, которых тут же прозвали «Птенцами Керенского». Оказавшиеся на свободе, эти «птенцы» превратились в коршунов, наводивших панический ужас на законопослушных обывателей. Даже многие годы спустя ленинградцы помнили этих уголовников по стандартной угрозе, сохранившейся в городском фольклоре: «Жалко, не попался ты мне в семнадцатом году!» А женщин 1-го Петроградского батальона, в октябре 1917 года посланных по распоряжению Временного правительства на защиту Зимнего дворца, прозвали: «Суки Керенского».

А. Ф. Керенский на улицах Петрограда в 1917 году

Между тем сам Александр Федорович был о себе исключительно высокого мнения. На публике старался появляться с рукой, заложенной за обшлаг сюртука. Говорят, этот наполеоновский жест появился у него после того, как, ежедневно здороваясь с тысячами людей, однажды он повредил кисть и решил использовать это «счастливое» обстоятельство в своих целях. А после того, как в Петрограде родилась легенда, что председатель Временного правительства Александр Керенский заказал обеденный сервиз с монограммой «Александр IV», за ним надолго закрепилось это царское прозвище. Четвертым в народе он числился после императора Александра III.

Одновременно в Петрограде распространились легенды о том, что, перебравшись в Зимний дворец, Керенский полюбил спать на кровати императрицы. Его прозвали «Мадам Керенский» или «Александра Федоровна». Помните, у беспощадного Владимира Маяковского в поэме «Хорошо!»:

Маяковский не был одинок в желании изменить гендерный статус Керенского. «Дедушка русской революции» Георгий Валентинович Плеханов окрестил его: «Сара Бернар из Царевококшайска», совместив в одной безжалостной метафоре ослепительную на тот момент политическую славу Александра Федоровича с его якобы провинциальным происхождением. До 1919 года Царевококшайском назывался город Йошкар-Ола. Есть и другие довольно любопытные свидетельства о бытовавшем в народе женском прозвище Керенского. Вот, например, 22 октября 1917 года группа петроградских футуристов под руководством Велимира Хлебникова выпустила манифест, в котором фамилия председателя Временного правительства дана в женском роде: «Считать Временное правительство временно несуществующим, а главнонасекомствующую А. Ф. Керенскую находящейся под строгим арестом».

На долгие годы сохранилась легенда, сделавшая Керенского в глазах победившего пролетариата жалким трусом, предателем, в самый ответственный момент покинувшим своих товарищей. Суть легенды сводилась к тому, что вместо незамедлительного принятия решительных мер по спасению страны от большевиков Керенский бежал, переодевшись в женское платье. Или, как утверждает современный детский школьный фольклор, убегая из Петрограда, «Керенский превратился в женщину».

Частушки на эту пикантную тему распространялись в Петрограде с бешеной скоростью:

Эта, как оказалось впоследствии, насквозь лживая легенда пережила самого Керенского, умершего в эмиграции в 1970 году. На самом деле, о чем пишет сам Керенский, он всего лишь «решил прорваться через все большевистские заставы и лично встретить» подходившие, как ему казалось, верные Временному правительству войска. И далее: «Вся привычная внешность моих ежедневных выездов была соблюдена до мелочей. Сел я, как всегда, на свое место – на правой стороне заднего сиденья в своем полувоенном костюме, к которому так привыкло население и войска».