Николай Мельников - Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

Из дневника Якова Полонского, 6 февраля 1940

<���…> Про Сирина, который забежал в это время случайно на полчаса, [И.А. Бунин] сказал, отвечая Любе : «Нельзя отрицать его таланта, но все, что он пишет, это впустую, так что я читать его перестал. Не могу, внутренняя пустота». <���…>

Из «Литературного дневника» Евгения Гессена,

17 апреля 1940

<���…> Перечел «Подвиг» Сирина. Хорошо: а все же Сирин не умен, а культурен : культура оформления чувств. Это – тоже результат ума; даже и есть – ум, да только не свой, а – предшественников. <���…>

…28 мая 1940

<���…> По-моему, Сирин идет по пути того [же] преступления против искусства , что и Гумилев (страх человеческого ). P.S. Не в смысле низменном, а – откровенности: страх не выдержать экзамена, как человек. <���…>

Из дневника Христины Кротковой-Франкфурт,

9 июня 1940

На днях была у Сирина, который только что приехал на «Шамплене» из Парижа. Я в свое время хлопотала у Толстой и у Вильчура, чтоб ему помогли приехать, хотя знакома с ним не была, и в свое время его критика моих «Итальянских сонетов» мне не понравилась. Однако на безрыбье и рак – рыба, а человек он безусловно очень талантливый, хотя все писания его мне глубоко несимпатичны, во всем какая-то безжалостность, безлюбовность, бестактное любопытство и механистичность.

Соня Гринберг должна была дать его адрес и телефон. Из-за одного любопытства я бы не пошла, но Литературный фонд просил меня поговорить с Сириным относительно выступления в память Вильчура, а также относительно лекции, за которую бы ему заплатили. И вообще просили войти в контакт и спросить, чем они могут быть полезны. Когда Соня отвечала мне по телефону, Сирин стоял около, и я слышала, как она его сначала спрашивала, он отвечал, а она повторяла его ответ. Мне понравился голос, отчетливый. Голос человека, привыкшего свободно держаться в обществе. Женя сказала потом, что он был вообще очень аристократичен.

Я позвонила наутро и условилась прийти к нему в шесть часов. В этот день была тяжелая жара, у меня болела голова. После урока английского отправилась к Сирину.

Он открыл мне, извиняясь, что принимает меня в халате. С ним были жена и шестилетний сын, славный мальчишка. Я знала в Праге его сестер – Ольгу и Елену. Ольга, взбалмошная, несчастная, с хорошим контральто, очень неудачно была замужем. У Ольги были очень большие голубые глаза, несчастные и простодушные, гладкие темные волосы. Немного дегенеративный тонкий рот, слегка асимметричный подбородок. Вела она себя с доверчивой бестактностью. Сирин рассказал теперь, что она развелась, вышла опять замуж, родила ребенка и мечтала приехать в Париж. Зачем? – Я пойду там в галлиполийское собрание. (Второй муж галлиполиец.)

Глаза у Сирина и обеих сестер очень похожие. У Ольги они красивее, крупнее, выразительнее. У Елены и глаза, и все лицо незначительнее, хотя она более хорошенькая, чем Ольга. Сирин Елену любит гораздо больше, а об Ольге говорит с пренебрежением: «Сумасшедшая». У него лицо очень красное, видимо, обожжено солнцем, и глаза голубели довольно глупо. Значительного в лице ничего. Аристократического тоже. Встретил он меня хорошо, и я сидела довольно долго, разговаривал о Париже, Нью-Йорке. Рассказывал, как его сын Дмитрий читал стихи в диктофон. – Диктофон изменяет голос к лучшему, он делается такой сочный, густой, как варенье. (Сравнение заранее обдуманное и просмакованное, искусственное.)

Сирин страстный любитель бабочек (видимо, знаток тоже). Шахматист. Это соответствует его желаниям: он к своим героям относится как к насекомым и ставит их в шахматные положения. К выступлению он отнесся без энтузиазма, даже когда я ему сказала, что это связано с заработком. Он ответил: – Только птички поют бесплатно, как говорил Бунин. Или это Шаляпин так говорил?

Я сказала, что оба могли так говорить. Он так, видимо, и не примет участие в выступлении, хотя жена вспомнила, что от Вильчура они получили «небольшой чек». Я к Сирину очень охладела.

Михаил Карпович – Георгию Вернадскому, 12 июня 1940

<���…> Вчера в проливной дождь приехал Набоков. <���…> Владимир Владимирович очень мил и интересен. Сегодня с утра, несмотря на погоду, он пошел на охоту за бабочками. <���…>

Михаил Ростовцев – Уильяму Фелпсу, 15 июня 1940

Дорогой Билли!

Могу ли я попросить Вашего совета и обратиться к Вам за помощью? Мой юный друг, сын одного из моих самых лучших друзей в России, некий Владимир Набоков сейчас находится здесь, в США, он эмигрировал из Франции. Не знаю, слышали ли Вы раньше это имя, но он один из самых известных романистов молодого поколения русских писателей. Его перу принадлежит несколько обширных и небольших по объему романов, прежде всего, конечно, по-русски, а некоторые из них [изданы] уже по-немецки; написанная им по-английски новелла пока не была, к сожалению, напечатана, поскольку английские продавцы книг считали, что по размеру она слишком мала для издания отдельной книгой. Псевдоним его Сирин. Он закончил в Англии Кембриджский университет, где и достиг совершенства в английском языке. В Кембридже его очень хорошо знают и рассматривают как ученого, подающего большие надежды. Он говорит по-английски с детства (его родители были очень состоятельными людьми и держали дома учителя). Он совершенствовал английский в Кембридже, и теперь английский его второй язык. Он к тому же хорошо знает французский и немецкий. Он интересуется историей литературы и подготовил курс лекций о развитии русской литературы. Вопрос сейчас состоит в том, чтобы найти возможность помочь этому молодому и талантливому человеку. Это, конечно, трудно, особенно летом, но, возможно, Вы с Вашими широкими связями смогли бы что-нибудь сделать даже сейчас, например, организовать его лекции в студенческих лагерях или что-нибудь другое. Может быть, Ваша Академия могла бы предоставить ему небольшой грант для его научного исследования или выделив ему стипендию. То, что для меня совершенно невозможно, для Вас значительно проще, ибо Вы лучше знаете источники такого финансирования и лучше знаете специалистов в этой области. На следующий год нужно будет предпринять более значительные усилия, чтобы помочь ему. Это может быть курс лекций в каком-нибудь университете или колледже. Я уже об этом говорил с Фернисом, но университетский бюджет этого, оказывается, не позволяет. Поэтому Йейль с этой точки зрения безнадежен. Я сообщаю Вам все это, ибо знаю, что Вы интересуетесь судьбой молодых талантливых писателей, какой бы национальности они ни были. Графиня Александра Толстая знает его очень хорошо и могла бы рассказать Вам о нем более подробно.