Андрей Михайлов - Как мы жили в СССР. Летом

Сегодня это трудно постичь, но в «Кайнаре» не было даже телефона. Единственной связующей нитью с остальным миром оставался прикомандированный к лагерю старенький автобус. А из «гаджетов» у детворы пятидесятилетней давности замечались лишь самодельные рогатки. Да и те стремительно отошли в прошлое на глазах ещё моего поколения.

И у наших родителей не было никакой возможности по первой тревоге срываться с места и лететь проведать чадушко. В двух-трёх семьях моих одноклассников были автомобили. Но даже их владельцы редко возникали у ворот лагеря на зависть детям других родителей. Потому как это не соответствовало тем негласным правилам игры, которые регламентировали это действо под грифом «лето пионерское». Да это особо и не приветствовалось лагерными регламентами. Связь между детьми и родителями прерывалась как по техническим, так и по педагогическим причинам.

Конец 1960-х. Топография «Кайнара» На переднем плане – столовая. Ниже и правее располагался бассейн, но он в кадр не уместился. Выше, на склоне, жилой корпус для малышей (за ним стояли палатки, а позже – вагончики). Правее – главная площадь (плац, стадион, площадка для игр и т. п.).

Детей и отправляли в лагеря во многом для того, чтобы создать атмосферу искусственной разлуки. Для пущего упрочения семейных отношений и укрепления той любви между «детьми» и «отцами», которая ощущалась после таких продолжительных (а для многих – единственных) пауз особо остро и явно. Многие родители во время нашего пребывания в лагере и сами, пользуясь возможностью, отправлялись в отпуска: на курорты, в дома отдыха, на турбазы, к дальним родственникам.

Единственным днём, нарушавшим «монастырский» режим лагеря, – был Родительский день.

В лагере этот день разительно выбивался из череды всех прочих, как бы возвращая нас на короткое время в домашнюю обстановку. При этом отправляться домой никто не думал (впереди было ещё полсезона, да из лагеря и вообще-то отпускали только по о-очень уважительным причинам) – «обстановка» эта сама наезжала к нам: с полными сумками, рвущимися из рук авоськами, озабоченными лицами и какими-то своими, родительскими ожиданиями. Для доставки всего этого к нам в «Кайнар», снаряжались специальные «служебные автобусы» от Института ядерной физики.

Конец 1960-х. «Кайнар». Родительский день.

«Родительский день» одинаково ожидали все участники действа. Чего греха таить, те и другие скучали друг без друга и остро ощущали взаимное отсутствие. Особенно это касалось самых мелких солагерников – «салажат». Однако и «взрослые», почти уже комсомольцы, хотя и бравировали своей выстраданной самостоятельностью, в душе ждали встречи со своими пращурами не менее пушистых мальцов.

К Родительскому дню лагерь готовился загодя. Но особенно томительным ожидание становилось заветным утром, когда всё уже было готово к приезду гостей, домики и палатки прибраны, территория подметена и даже побрызгана водой, лица умыты, галстуки поглажены и повязаны, песни и роли разучены.

Ну когда же они приедут?

Конец 1960-х. «Наш» директор – Алексей Михайлович Мелешкин. О нём я подробнее писал в первом томе.

Весть о приближении автобусов с родителями распространялась по лагерю моментально. И это несмотря на то, что с того яруса, где располагалась жилая и игровая зоны, дороги видно не было.

После бурной встречи начиналась «торжественная часть». Вначале – пионерский официоз. Линейка, горн-барабан, вынос знамени, звонкие рапорты, награждения отличившихся. Дальше – концерт для родителей («родители» – это не обязательно папы-мамы, но и бабушки-дедушки, дяди-тёти, братья-сестры).

А потом лагерный плац в одно мгновенье пустел. Родные сгребали своих чад и разбредались по лагерю и его окрестностям: стелить одеяла, «накрывать поляну», кормить, рассматривать, расспрашивать. Это и была истинная кульминация всего Родительского дня.