Виталий Мелик-Карамов - Лехаим!

– Зря вы, батенька, с вероисповеданием поторопились, – нахмурился Владимир Ильич.

– А шо? – огорченно спросил Фима. – Надо было какое-то другое выбрать?

– Огнепоклонство, – заметил Моня.

– Прекрасно! (получилось «пьегасно»), – воодушевленно воскликнул Владимир Ильич и даже на секунду остановился. – В этом что-то есть! Иносказательно – именно пламя революции есть наша вера!

И бодро зашагал дальше.

…Они уже пересекали Марсово поле, когда Владимир Ильич сказал:

– Что ж, батеньки мои, шагать нам еще пару часиков. На фиакре, конечно, доберемся за четверть часа, но надо беречь партийную кассу! – и он наставительно поглядел на Моню.

Умный Моня остановил экипаж. Первым на сиденье запрыгнул Владимир Ильич, за ним полез Фима, который, не оборачиваясь, сказал:

– Последний платит.

– Евреи всегда платят за православных украинцев, – пробурчал Моня, устраиваясь на переднем маленьком сиденье.

Окраина Парижа. Лонжюмо. Сельская местность. Придорожная таверна. Сдвинутые скромно накрытые в саду столы, правда, с бутылками вина. За столами тихо переговариваются человек пятнадцать.

Из остальных посетителей было лишь двое в одинаковых пиджачных парах, они сидели за столиком у входа, но с бутылкой сельтерской.

– Охранка, – многозначительно шепнул Владимир Ильич Моне.

– Если у вас такая конспирация, чего мы тащились за город? – удивился, расплачиваясь, Моня.

Владимир Ильич второй раз посмотрел на Моню с укором и резво направился к столу.

– Здравствуйте, товарищи!

Присутствующие вразнобой приветствовали лидера.

– Не будем засиживаться, – пробегая и здороваясь с каждым за руку, почти прокричал Владимир Ильич.

Добежав до тщедушного усатого кавказца с лицом, изрытым оспинами, он приказал:

– Коба! Будете вести стол. – И, поворачиваясь к аудитории, весело объявил: – У грузин тамада – вторая профессия!

– А какая первая? – вылез Моня.

– Рэволюционэр, – наставительно ответил черноусый.

Все расселись. Владимир Ильич по-хозяйски оглядел присутствующих.

– Серго! – закричал он. – Перестаньте есть глазами нашего секретаря. Ох уж эти грузины, спасу от них нет. Инесса! Товарищ Арманд, пересядьте.

– …Таким образом, – закончил через час свое выступление Владимир Ильич, – социалистическая революция в России неизбежна.

На пустом столе, где остались только початые бутылки и стаканы, речь главного оратора присутствующие за исключением Мони старательно конспектировали. В том числе и двое одинаковых у входа-выхода.

– Вам, батенька, что-то непонятно? – спросил Владимир Ильич у Мони.

– Да нет, все понятно, но ваша концепция построена исключительно на социальной политике, а вместо экономического анализа лозунги. То есть вы телегу поставили впереди лошади…

Владимир Ильич, заглядывая в глаза усатого, проникновенно у него спросил:

– Вы слышали, Коба, к нам, оказывается, приехал родной брат Плеханова?! – Потом повернулся к Моне: – Здравствуйте, дорогой наш Моисей Валентинович! – И сразу, без перехода, закричал: – Ефим! Порошенко! Вы кого сюда привели! Где вы раскопали этого фигляра-оппортуниста! От кого угодно, но от вас, Ефим, я такого вероломства не ожидал… А вы, Клим, что молчите? Вы же настоящий пролетарий, а не интеллигентское говно! Пора учиться давать отпор мелкобуржуазной сволочи!

Парень с простым лицом, аккуратным пробором, одетый в косоворотку, смущенно потупился и кивнул.

– Что вы, батенька, все время киваете, как китайский болванчик…

Тот, кого Владимир Ильич назвал Климом, вновь кивнул.

– Тьфу! – завершил свой монолог картавый гуру.

Моня встал, раскланялся.

– Помяните мое слово, боком выйдет вам ваша революция! – на прощание сказал он.

Они сидели в чайхане в Нагорном парке. Моня и главный управляющий нобелевскими промыслами в Азербайджане господин Юханссон. Внизу под ними млела на жаре бакинская бухта. На золотистой от солнца воде темнели силуэты трех эсминцев. Дежурный катер тащился от мрачных кораблей к берегу.

– Как хорошо, что вы меня сюда привезли. В конторе днем находиться невозможно, – сказал высокий грузный швед, блондин с красным лицом. – Тем более тема нашего разговора довольно конфиденциальная, а у любой стены есть уши.

– Если, господин Юханссон, речь идет о секретах, то здесь нас действительно никто не услышит.

– Я вчера говорил с английским консулом господином Донелем. Мак убежден, что Баку туркам не уступят. Так что есть смысл расширяться.