Михаил Поляков - Огонь и кровь. Повесть

Особенно это очевидно, если приглядеться к самой интересной – экономической – стороне этого явления. В первые месяцы службы солдаты становятся настоящими рабами «дедов» – призывников, которые старше их по службе примерно на год. Став «вороной», солдат начинает «метаться», то есть выполнять разнообразные требования дедов. Перечень этих услуг постоянен от призыва к призыву и представляет собой несколько пунктов, капитально закреплённых с каких-то незапамятных времён. Во-первых, солдат должен носить деду сигареты – две утром, две днём и две – перед сном. Во-вторых, он обязан доставать для него чай. В-третьих, прислуживать ему – подшивать воротничок, гладить и стирать одежду, заботиться об его берцах (высоких армейских ботинках). Ещё недавно появились мобильные телефоны, они уже есть у некоторых дедов, и солдаты должны доставать также и карты оплаты для них. Было бы ещё терпимо, если бы старослужащие больше ничего не требовали от нас, но помимо всего описанного существуют так называемые «срезы». Они-то и составляют основную часть поборов. Плохо помыл полы – должен пачку пельменей. Не заправил кровать – обязан доставить деду к ужину кекс. Не выполнил распоряжение сержанта, из-за чего тому влетело от офицера, – приносишь несколько банок сгущёнки. Многие деды на этих «срезах» так хорошо живут, что даже не ходят обедать. Не «срезаться» же солдат не может физически. Даже и выполняй он все требования старослужащих до последней точки, и тогда есть разные способы придраться к нему, а не придраться – так самому выдумать повод для наказания. Сплошь и рядом бывает так, что дед, которому захотелось вкусненького на ужин, кидает на свежевымытый пол бумажку и, вызвав солдата, указывает ему на неё. Хочешьне хочешь, а «срез» приходится признать – не обвинять же деда во лжи.

Понятно, что обеспечение дедов стоит денег, и немалых. К примеру, обычные сигареты – казённую, выдаваемую солдатам «Приму», даже особенно ценимой у нас фабрики «Дукат», – дед курить ни за что не станет. Он хочет «Парламент», «Петра Первого» или, на крайний случай, «Золотую Яву». Постоянные кексы, пельмени, чай, сгущёнка тоже не валяются под ногами, всё это надо покупать в ларьках на территории дивизии. А даже и это – целое приключение. Конечно, случается, что роту строем водят за покупками офицеры, но делается это редко, раз в месяц, а надобности, да ещё срочные, случаются почти ежедневно. Как тут быть? Из подразделения не выйдешь без увольнительного билета, который не выдаст просто так, по первому требованию, офицер. Надо бежать в строевую часть и упрашивать работающего там солдата выписать тебе эту бумажку, что тоже, конечно, особо оплачивается. Но и увольнительная не спасает от патрульных (их в дивизии называют «рэксами»). Они часто ловят незадачливого гонца и в лучшем случае, обобрав до нитки, отпускают его с миром, в худшем же – препровождают в комендатуру. Там бедняга иногда по нескольку часов подряд чеканит шаг по плацу, дожидаясь представителя части… Затем следуют объяснения – сначала с офицерами насчёт увольнительной, потом с солдатами – по поводу потерянных продуктов, которые бедолаге, разумеется, никто не прощает… Кроме того, помимо заботы о дедах боец должен обеспечивать и себя самого. Ему необходимы предметы гигиены: зубная паста, щётка, бритва (попробуй хоть раз не побриться – при малейших признаках щетины на первой же поверке весь лоб отобьют), мыло, а ещё – материал на подворотнички, иголки с нитками, бархотки для чистки ремня и прочее. Солдат всегда всем должен – сослуживцам, дедам, даже офицерам, если осмелится к ним обратиться. Суммы набегают иногда колоссальные для казармы – до трёх-четырёх тысяч рублей. Эти деньги не даровые, их надо возвращать. Заработка же, кроме тех жалких тридцати рубликов, которые ему платит ежемесячно государство (и их он не получает почти никогда – всё отбирается в общую корзину – дедам на сигареты), он не имеет и иметь не может. Где же берутся эти средства? Из дома, от родителей. Нуждающийся солдат пишет письмо близким, а те, конечно, откликаются на мольбы сына и присылают деньги, иногда отрывая от себя последнее. Какие же мне случалось наблюдать душещипательные картины! Я видел, как мать, приехавшая из Сибири и потратившая на поездку все средства, привезла сыну только баночку сахара, и он, ждавший её приезда как спасения, задолжавший всем подряд, скрепя сердце вернул матери эту баночку, а проводив её, рыдал, запершись в туалете, зная, что его ждёт теперь за отказ отдавать долги. Видел отца, ходившего на вокзал продавать часы, чтобы достать сыну денег. Читал и письма родителей, объяснявших, что они не могут прислать нужной суммы, потому что им неоткуда столько достать, и видел ответные письма детей, которые обещали удавиться, порезать вены, сбежать из части, потому что теперь им больше ничего не остаётся… И деды, разумеется, прекрасно знают, чего стоят их кексики и пельмени, но всё-таки происходящее не останавливают.